– Порядок, командир, – сказал Клешнявый, завидев Рыжего. – Можно идти. Чужих в округе нет, все тихо. Переночуем, отдохнем, а следующим вечерком за нами баркас придет. Я капитана хорошо знаю, доставит куда надо, под бережком проскользнет так, что и чайка не заметит! А там уж шонгорский «Ястреб» поджидает, ночью на него переберемся, уйдем подальше, а к полудню объявимся, будто в гости явились…
Я невольно взглянула на Рыжего, но тот то ли не обратил внимания на название корабля, то ли сделал вид, будто не заметил.
– Прекрасно, – сказал он. – Тогда выходим, что время тянуть?
– Давай, давай, не кряхти, – весело сказал Клешнявый, помогая Медде взгромоздиться на лошадь. – Там уж бабы воды нагрели, для госпожи-то после долгой дороги, может, и тебе перепадет. Хотя на тебя вдвое больше нужно, ишь, какую красоту отрастила!..
– А ты не лапай, не лапай за красоту-то! – ответила мельничиха с достоинством. – Без тебя желающих хватает. И вообще, я сговоренная невеста, так что не замай, ясно?
– Уж и пошутить нельзя, – фыркнул тот и пошел вперед показывать дорогу, приговаривая: – Да и остальным, того, ополоснуться не помешает, потому как от шонгорского тэша после морского перехода костром и лошадьми нести ну никак не может! От него вообще ничем вонять не должно, они ж чистюли, каких поискать… Духами будешь благоухать, Рыжий! На корабле точно найдутся!
– Переживу, – серьезно ответил тот и послал коня вперед.
Поселок не показался мне хоть чем-нибудь примечательным, их полным-полно по всему побережью. Точно такие же, как и везде, крепкие приземистые дома, способные выдержать зимние шторма, лодки на берегу, сети, расставленные на просушку… Ну в самом деле, неужто бы местные пиратский флаг подняли, чтобы дать всем и каждому понять, какой люд тут обитает или бывает по делу?
Вблизи становилось заметно, однако, что обустроен поселок грамотно, окружить его с ходу не выйдет, взять с моря – тоже: похоже, отмель уходила далеко, так что крупный корабль не подойдет, а с небольшим судном или с лодками тут совладают. Имелись здесь, сказал Ян, и потайные тропы, по которым, случись что, домочадцы морских добытчиков живо уходили в горы, во вполне обустроенные пещеры, где тоже можно было подолгу отсиживаться даже и по зимнему времени и где, вдобавок, устраивали схроны. Имелась договоренность и с пастухами с верхних пастбищ: в случае вовсе уж сильной нужды женщин и детей можно было попрятать в овчарнях, которых там хватало. Окот-то у овец начинался рано по весне, а чем гнать их вниз, удобнее было укрыть маток с ягнятами в старых-престарых сооружениях из дикого камня, невесть кем и когда построенных… Опять же, береговые жители охотно покупали баранину и сыр либо меняли на свежую рыбу. Так и жили годами бок о бок…
И, должна сказать, жили не бедно. Стоило нам явиться, на стол живо выставили рыбу жареную, вареную, копченую и соленую, густой суп из водорослей и моллюсков, рассыпчатую кашу, дичь и ту самую баранину, овечий и козий сыр, свежий хлеб и даже кое-какую выпивку.
– Чем богаты, – прогудел старейшина, мощный кряжистый старик с роскошными белоснежными усами, свисавшими едва ли не до груди. – Не побрезгуйте угощением!
Клешнявый шепотом поведал, что когда-то тот был пастухом (это они носят такие усищи), но потом влюбился в девушку с побережья, сменил посох на рулевое весло и немало преуспел…
– Благодарствуем, – учтиво отозвался Рыжий, я кивнула, и наш маленький отряд, которому порядком опостылел подножный корм и сухари с солониной, набросился на еду.
Напиваться наш предводитель запретил настрого, поэтому пришлось мужчинам удовольствоваться кружкой-другой пива, ну а я рискнула попробовать местное ягодное вино и нашла его очень душистым и приятным на вкус, не хуже заморского, виноградного.
И я уж молчу о блаженстве, которое испытала, окунувшись в лохань с горячей водой! Мыться пришлось сидя, это все же была не громадная ванна во дворце, которую наполняло полтора десятка слуг и в которой в раннем детстве я училась плавать и играла с Аделин в кораблики… Однако после дороги, в которой и белье-то сменить – задача не из простых, это было просто изумительно!
Одежду мою забрали стирать, клятвенно пообещав высушить к утру, а пока я довольствовалась новым платьем какой-то из внучек старейшины.
Медда, тоже отмывшись, щеголяла роскошными каштановыми кудрями до пояса – в дороге она туго заплетала косу и убирала ее под замысловато повязанный платок, как принято в наших местах, чтобы не цеплялась за ветки, а теперь вот показалась во всей красе.
Должна сказать, если бы мельничиху приодеть, она затмила бы не одну знатную даму! Имелась в ней этакая тяжеловесная грация, а уж чувству собственного достоинства, с которым вела себя Медда, позавидовала бы и герцогиня! Уверена, у нее не было бы отбоя от кавалеров, невзирая даже на солидную комплекцию… а может, как раз благодаря ей, многие мужчины предпочитают дам в теле, а не худышек, которых и ухватить не за что!