Если в предыдущие годы художники считали Рим стоячим болотом культуры, которого лучше избегать, после возвращения пап в вечный город папский двор стал притягивать таланты, как магниты. Соблазненные перспективами щедрой оплаты и возможности работать рядом с величайшими мастерами своего времени художники, скульпторы и архитектуры потянулись в Рим в надежде на заказы, способные заметно продвинуть их карьеру. Очень скоро папы и кардиналы начали ожесточенную борьбу за лучших художников. Мастера не покладая рук трудились над тем, чтобы превратить город в истинную жемчужину христианского мира. В курии все стремились заполучить лучшие работы лучших художников. Кардиналы были готовы на все, лишь бы блеснуть перед другими. В разгар работы над росписями потолка Сикстинской капеллы Микеланджело попросил у папы разрешения съездить во Флоренцию на праздник святого Иоанна – главное событие года. Разговор художника с папой отражает самую суть отношения папского двора к искусству:
Однажды, когда Микеланджело обратился за разрешением на поездку во Флоренцию для работ в Сан Джованни и попросил у него на это денег, он на вопрос папы: «Ну, ладно, а когда же ты покончишь с капеллой?» ответил: «Когда смогу, святой отец». На это папа дубинкой, которую он держал в руках, начал колотить Микеланджело, приговаривая: «Когда смогу, когда смогу, я-то заставлю тебя ее закончить». Однако едва Микеланджело вернулся домой, собираясь во Флоренцию, папа тут же прислал к нему своего служителя Курсио с пятистами скудо в опасении, как бы Микеланджело что-нибудь не выкинул, извинившись перед ним и успокоив его тем, что все это было только проявлением его милости и его любви, а так как Микеланджело знал характер папы и, в конце концов, и сам его любил, он рассмеялся, поняв, что все идет ему на благо и на пользу и что первосвященник не постоит ни перед чем, чтобы сохранить дружбу с таким человеком.32
За несколько коротких лет Рим прекратился в удивительный город высокой культуры с церквами и дворцами, которые говорили о просвещенности, утонченности и уверенности возродившегося папского двора. Гуляя по улицам Рима и любуясь зданиями, фресками и алтарями, которые появлялись один за другим, Эней Сильвий Пикколомини чувствовал, что на его глазах возникает великий памятник столь дорогой ему христианской веры. Рим смело соперничал с художественными чудесами Флоренции, Милана и Венеции. Наконец-то в нем появилась атмосфера величия Церкви и благочестия ее служителей.
Но хотя новый Рим, возникавший вокруг Энея, должен был демонстрировать силу и мощь возродившейся Церкви, расцвет меценатства при папском дворе был связан не только с верой. За каждой фреской и за фасадом каждого дворца скрывалась иная сторона папского интереса к искусству.