Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты

Во времена правления Юлия II эскалация милитаризма и насилия достигли зенита. Оправдывая свою репутацию «Папы-воина», Юлий никогда не упускал возможности оставить потомкам свое изображение в виде настоящего супермена. Вазари пишет, что однажды, когда Микеланджело заканчивал работу над глиняной статуей папы, предназначенной для Болоньи, папа заговорил с ним, и этот разговор отражает истинную природу представления понтифика о себе:

Эту статую Микеланджело вылепил из глины еще до того, как папа уехал из Болоньи в Рим; когда же Его Святейшество пришел взглянуть на нее, он еще не знал, что вложить ей в левую руку, а так как правая была гордо поднята, папа спросил, что же он делает: благословляет или проклинает? Микеланджело ответил, что он увещевает болонский народ вести себя благоразумно. Когда же он спросил, как полагает Его Святейшество, не вложить ли ему в левую руку книгу, тот ответил: «Дай мне в руку меч – я человек неученый.⁹⁷

Та же самая гордость военными успехами просматривается в старании Юлия использовать искусство для проведения визуальных параллелей между его понтификатом и правлением Юлия Цезары. По примеру своего родственника Сикста IV Юлий заказал Джанкристофоро Романо и Кристофоро Карадоссо отлить медали, которые связывали бы его образ не только со строительством базилики Святого Петра, но и с постройкой укрепления в Чивитавеккья и «защитой» церковных земель в Центральной Италии.⁹⁸

Преемники Юлия также часто заказывали изображения исторических побед, чтобы восхвалить или оправдать собственные действия или планы. Одним из самых поразительных примеров является одна из сцен, написанных художниками из мастерской Рафаэля в станцах Пожара в Борго в Ватикане. Я говорю о «Битве при Остии». Эта фреска увековечивает победу Льва IV над сицилийскими сарацинами в 849 г. Сцена замечательна тем, что в роли своего великого предшественника Лев X изобразил себя. Так первый папа из династии Медичи продемонстрировал свою связь с триумфом далекого прошлого. Произведение искусства стало визуальным оправданием военных действий Льва X.

Но какими бы жестокими ни были папы после возвращения в Рим, сколько бы жизней ни требовало их безмерное честолюбие, искусное манипулирование меценатством прикрыло их грехи, насилие, убийства и заговоры. Все это стало считаться печальной необходимостью ради святой славы Церкви. Конечно, это чистая ложь, но ложь, вполне вписывающаяся в атмосферу папского Ренессанса.

Ill. Ренессанс и мир

1. Филиппо и пираты

Фра Филиппо Липпи стал монахом кармелитского ордена в юном возрасте – в 17 лет.¹ Но религиозная жизнь была не для него. Среди благочестивой, мирной братии монастыря Санта-Мария дель Кармине он выделялся духом буйным и беспокойным. Он высмеивал рутинные задания, поручаемые послушникам в течение нескольких лет перед вступлением в орден. Вот что пишет о нем Вазари: «Мальчик проявил себя столь же ловким и находчивым в ручном труде, сколь тупым и плохо восприимчивым к изучению наук, почему он никогда и не испытал желания приложить к ним свой талант и с ними сдружиться. Мальчик этот… вместо учения не занимался ни чем иным, как только пачкал всякими уродцами свои и чужие книги».² Даже когда ему дали возможность целиком посвятить себя живописи, его воображение выходило за узкие рамки собственного монастыря. Вдохновленный фресками Мазаччо и начинающий осознавать свой художественный талант, Филиппо начал подумывать о том, чтобы оставить жизнь монашескую и отправиться в мир.

В 1423 г., когда Филиппо не исполнилось еще 18, он сделал свой выбор, «слыша, как все в один голос его хвалят, он семнадцати лет от роду смело снял с себя рясу» и покинул монастырь.³ Не сохранилось никаких документов, которые рассказали бы нам о его жизненном пути, но – если верить Вазари – он направился на восток через Умбрию и дальше, к восхитительным просторам Адриатики.⁴

Жажда странствий завела Филиппо гораздо дальше, чем он рассчитывал. Как-то раз он с друзьями взял небольшую лодку, чтобы покататься по морю вдоль побережья Анконы. Юноши собирались просто отдохнуть, но они забыли о пиратах, которые постоянно охотились в этих водах. Мавританская галера захватила лодку, и юноши оказались в цепях. Их обратили в рабство, увезли в Берберию и продали на засыпанном песком рынке рабов Хафсидского королевства.⁵