Безрассудная (ЛП)

— О, не сомневаюсь, — бормочет он, так близко к моему уху, что я подавляю дрожь. — Но я хочу, чтобы ты была там, где я могу тебя видеть.

Затем он обнимает меня за талию и берет поводья. Я закатываю глаза, когда вижу, что его руки лежат на моих бедрах. — Это действительно необходимо?

— Ты что, знаешь, как управлять лошадью?

Я слегка прислоняюсь к его груди. — Я способная ученица.

Он фыркает, шевеля мои волосы. — Да, способная ученица, которая немедленно вернется в Дор.

— Вы так плохо обо мне думаете, Высочество.

Смех. — Нет, я так часто думаю о тебе. Вот почему я точно знаю, как бы ты поступила.

Я сглатываю и сутулюсь, позволяя тишине овладеть нами. Минуты идут, искушая меня заговорить, хотя бы от скуки.

— Что он сделает со мной?

Он так тесно прижимается ко мне, что я чувствую, как напрягается его тело, когда вопрос срывается с моих губ. Внезапно я ощущаю, как принц неловко ерзает и вздыхает, уткнувшись мне в шею. Я старалась не думать о Китте, о том, как я, возможно, поспособствовала его превращению в копию короля, которого пронзила мечом.

— Я…, — начинает Кай, пригнув голову, — я не уверен.

— Какой он? — мягко говорю я. — Мой король?

— Он такой, каким ты его оставила. — Его голос звучит глухо. — Оболочка человека, вставшего на место короля.

Я вздыхаю, глядя на звезды над головой. — Тогда я все равно что мертва.

Глава 20

Кай

Ее дыхание мелодично.

Гипнотизирует так, что не хочется признавать.

Она так тесно прижимается к моей груди, что я чувствую, как ее грудная клетка расширяется с каждым вдохом.

Сомневаюсь, что она так крепко спала последние дни.

Еще один глубокий вдох. Еще один толчок ее ребер мне в живот.

…или много ела, если уж на то пошло.

Судя по ее виду и поведению, она, скорее всего, питалась черствым хлебом все время своего пребывания в Доре, при этом ежедневно сражаясь на ринге.

Надо бы заставить ее больше есть.

Я качаю головой от этой мысли, от рефлекторной заботы о ней. Потому что она не моя ответственность. Она — моя пленница. Моя миссия. Убийца моего отца.

С ее губ срывается тихий, сонный звук, и я замираю на месте. Она зажата между моими руками, прижата к моей груди, голова лежит на колотящемся сердце ее похитителя. Никогда еще я не видел такого покоя, так нежно хранимого в объятиях Смерти.

Я смотрю на небо, покрытое созвездиями. Люди, едущие рядом со мной, — не более чем движущиеся тени, бесшумно ступающие по песку. Вокруг меня покачиваются головы, борясь со сном, тяжелым грузом нависшим над их веками.

— Остановитесь, — хрипло кричу я. — Мы разобьем здесь лагерь на остаток ночи.

Меня встречают благодарным ворчанием, за которым следует отчаянная возня и неуклюжие спешивания. Я останавливаю свою лошадь, колеблясь, прежде чем положить тяжелые ладони ей на бедра. Я останавливаю лошадь, колеблясь, прежде чем положить тяжелые руки на ее бедра. Я позволяю себе один момент. Один эгоистичный миг моего жалкого существования, посвященный ей. Девушке в объятиях парня. Притворству.

А потом этот момент заканчивается, разбиваясь вдребезги, когда я встряхиваю ее, чтобы разбудить.

Ну, пытаюсь.

Она ворчит, недовольная моей попыткой разбудить ее. Я пытаюсь снова, на этот раз хватаю ее за талию, чтобы хорошенько встряхнуть. Она, как обычно, протестует и с удивительной для полусонного человека силой бьет меня локтем в живот. Я шиплю сквозь зубы, прежде чем прижать ее руки к бокам. — Полегче, — вздыхаю я. — Ты бы предпочла, чтобы я заставил тебя провести остаток ночи на этой лошади?

Она вздыхает, ее голос смягчен сном. — Если это означает, что я смогу уехать на ней далеко от тебя, то да, с удовольствием.

— Ты меня ранишь, — сухо говорю я, легко спрыгивая с лошади. Она выжидающе смотрит на меня, свысока глядя на то место, где я стою. Я приятно улыбаюсь в ответ. — Тебе что-то нужно?

Она сморщивает нос, на ее лице появляется видимое выражение разочарования. — Нет. Я в полном порядке. — И с этими словами она хватается за рог седла и пытается перекинуть ногу.

— Правда? — Теперь я улыбаюсь. — Ничего не хочешь у меня попросить?

— Я не попрошу тебя о помощи, — хмыкает она, покачиваясь в седле. — Лучше скажи, что мешает мне развернуть эту лошадь и ускакать?

— Способности. Знания. Страх, — категорично заявляю я. — Хочешь, чтобы я продолжал?

— Я бы хотела выбить тебе зубы.

— О, но тогда я не смогу улыбаться так, как, я знаю, тебе нравится.

Нахмурившись, она заявляет: — Улыбайся сколько хочешь. Мне в тебе ничего не нравится.

Мое возражение тихое, отрывистое, словно извлеченное из глубин моего сознания. — Помнится, тебе нравилась та, что предназначалась только для тебя.

Она вздрагивает от моих слов, но не считает их достойными ответа. Игнорируя меня, она вместо этого возвращается к своей текущей задаче. Для человека с такой хорошей координацией, наблюдать за ее попытками слезть с лошади забавно. Она почти спрыгивает с животного, стремясь, наконец, оказаться на твердой земле.