Безрассудное сердце

Джош был прав. Тень не будет делать попыток украсть меня, если я ему скажу, что люблю Джоша. Его гордость не позволит ему вмешаться в наши отношения. Ни один настоящий воин не станет тратить время на женщину, которой он не нужен.

– Ты все продумал, – с горечью признала я.

– Да, – коротко ответил Джошуа и оставил меня наедине с моими невеселыми мыслями.

Утром я в последний раз пошла к Тени. Я хотела броситься ему на шею и излить на него мою любовь, но это значило бы собственными руками затянуть у него на шее петлю, и я не могла себе этого позволить.

– Я решила выйти замуж за Джошуа, – проговорила я срывающимся голосом.

– Я знаю, – спокойно сказал Тень.

– Знаешь? – помрачнела я. – Откуда ты знаешь?

– Бердин приходил ко мне вчера вечером. Он тебя любит, Анна. И тебе будет лучше с ним, чем было со мной.

– Да. Правильно, – согласилась я. – Он даст мне дом и настоящую семью. Он меня защитит от всего.

Тень не сводил с меня глаз.

– Ты его любишь?

– Да, – солгала я. – Наверное, я всегда его любила.

Тень кивнул, но не изменил выражения лица. Я знала, что делаю ему больно, и мне хотелось умереть. Он же всегда легко читал мои мысли. Почему же теперь он не понимает меня? Должен же он знать, что я лгу, ведь я всегда любила только его одного. Его одного.

– Надеюсь, ты будешь счастлива в своей новой жизни, – холодно проговорил Тень и отвернулся, когда два вооруженных стражника открыли дверь, чтобы выпустить меня.

Я смотрела ему в спину, и у меня разрывалось сердце, потому что я видела его в последний раз. Теперь он навсегда потерян для меня. Никогда больше он не обнимет меня своими сильными руками, и я никогда больше не узнаю радость его прикосновений и не услышу, как он шепчет мое имя. Мне хотелось крикнуть ему, что я люблю его и только поэтому выхожу замуж за Джошуа, который спасет его от виселицы. Но я молчала. Жизнь Тени была дороже мне моей собственной, и я не могла позволить ему умереть, если имела шанс его спасти.

– Прощай, Тень, – прошептала я.

Солдат взял меня за руку и повел прочь от подвала.

ГЛАВА 17

Два Летящих Ястреба, как запертый в клетку тигр, мерил шагами крошечную камеру и думал, что взорвется, если пробудет в ней хотя бы еще один день, или сойдет с ума, если еще хотя бы час пробудет в темноте.

Всю жизнь он провел на просторе и был свободен, а теперь он заперт в четырех стенах, да еще эта вечная темнота и цепи… Он больше не мог их выносить. К тому же ему не разрешали мыться, и его тошнило от собственного запаха. Пустой желудок требовал пищи, настоящей пищи, а не куска хлеба и кружки воды, которые он получал один раз в день.

В голове у него теснились мрачные мысли, пока он ходил из угла в угол по своей крошечной камере. Ярость убивала его, как медленно действующий яд, когда он вновь и вновь представлял себе Анну в объятиях другого мужчины. Конечно, он не мог винить ее в том, что она решила выйти замуж за Берлина. Она уже давно могла стать женой бледнолицего и избавить себя от тягот той жизни, которую ей смог предоставить он сам. Почти два года она была с ним рядом, и что она получила в итоге? Ничего. Разве лишь измученное сердце и умершее дитя. Ему было тягостно вспоминать о своем сыне, крошечное тельце которого, завернутое в солдатское одеяло, лежало в холодной земле.

Два года он сражался и чего добился? Как это ни было ему неприятно, он был вынужден признать, что ничего не добился. Но ему некого в этом винить. Он с самого начала знал, что его дело обречено на провал. И все же он не мог не признать, что, провидя даже черный глухой подвал, он ничего не изменил бы в своей жизни, ведь он был неотъемлемой частью этой земли, частью ее гор, рек, неба… Он не мог отвернуться от всего этого по доброй воле и уступить без борьбы. И на виселицу они тоже не затащат его так просто. Он ничего не будет просить у них. Нет. Если получится, он еще раз сразится с ними, и если даже не утащит с собой в небытие хотя бы одного бледнолицего, все равно попытка – не пытка. Ну а не дадут они ему такой возможности, что ж, он с достоинством примет смерть, и никто никогда не скажет, что он поджал хвост, как трусливый пес.

Неожиданно он вспомнил убийцу Красного Ветра, как он сладострастно мечтал повесить его и смотреть, как он будет дергаться в петле. Думать об этом было неприятно.

Неожиданно он остановился и поднял руки вверх. «Услышь меня Тот, Кто Наверху, – громко сказал он. – Помоги мне мужественно принять смерть, как полагается воину!» Он не боялся самой смерти. Страшила его виселица. Шайены верили, что дух расстается с телом при последнем вздохе человека. Но если его повесят, то веревка помешает духу улететь.

В темноте он мог не бояться, что кто-то увидит, как он мучается. Воин должен умереть в бою с оружием в руках и боевым кличем на устах. А его ждет виселица! Хуже ничего нельзя представить. Руки связаны за спиной. На шее веревка. И все равно пусть лучше вешают, чем еще хоть день держат в этой вонючей дыре.