Безумен род людской

— Хотелось бы знать, сад ли это.

— Почему? — воинственно спросил Алан Раст.

— Мне представлять деревья? Или место без деревьев? — Джордж выглядел обеспокоенным. — Мне было бы легче.

— Представь деревья, — рявкнул Раст. — Яблони. Там, где ты встретил этого удальца, — он показал на Уилла Кемпа.

— А яблоки спелые? — спросил Джордж.

— Это важно? — спросил Раст.

— Если они созрели, — сказал Джордж, все еще обеспокоенный, — я мог бы съесть одно.

— Это маленькие яблоки, — сказал Раст, — незрелые, как титьки Саймона.

— Разве эта история не из Библии? — вмешался Джон Хемингс.

— Мои титьки не маленькие, — оскорбился Саймон Уиллоби, выпячивая тощую грудь.

— Это из Ветхого Завета, — сказал мой брат, — вы найдете эту историю в Книге Эсфирь.

— Но в Библии нет никакого Удальца, — сказал Джон Хемингс.

— Но здесь он уж точно есть, — заявил Алан Раст, — мы можем продолжать?

— Книга Эсфирь? — спросил Джордж, — Тогда почему её зовут Эстер?

— Потому что у написавшего этот кусок дерьма преподобного Уильяма Венейблса в голове одна мякина, — напористо сказал Алан Раст. — Может, теперь все помолчите и дадите Уиллу произнести свой текст?

— Если пьеса так плоха, — опять спросил Джордж, — то почему мы снова её играем?

— Ты думаешь, мы успеем подготовить к завтрашнему дню какую-то другую пьесу?

— Нет.

— Вот поэтому.

— Начинай, Уилл, — устало произнес мой брат.

— Здесь неплотно прибитая доска, — сказал Джордж, ударяя носком по передней части сцены, — поэтому я чуть не упал, когда наклонился.

— Мне не хватает вина и мяса, — Уилл Кемп обращался к пустым галереям «Театра», — но мне сказать не лень, у пса есть день, время пришло, быть может, чтоб кое-что добыть мне тоже!

— Кое-что добыть! — Саймон Уиллоби чуть не рассмеялся. Он прибыл в «Театр» раньше меня и выглядел удивительно бодрым и оживленным. 

— Ты не пошёл вчера вечером домой? — спросил я, но вместо ответа он лишь усмехнулся. — Он тебе заплатил?

— Возможно.

— Можешь одолжить немного?

— Меня ждут на сцене, — сказал он и убежал.

— Разве не должно быть «мяса и вина»? — Джордж снова вмешался в репетицию.

— Это моя реплика, — заворчал Уилл Кемп, — какое тебе дело?

Исайя всмотрелся в текст. 

— Нет, сказал он, — Уилл прав, здесь «вино и мясо», прости.

Я устал, поэтому побрёл со двора через тенистый выход, где Иеремия Полл, потерявший глаз в Ирландии старый солдат, охранял внешние ворота. 

— Опять дождь собирается, — сказал он, когда я проходил, и я кивнул. 

Иеремия говорил это всякий раз, когда я проходил мимо него, даже в самые тёплые, сухие дни. Я услышал лязг и скрежет клинков и вышел на слабый солнечной свет, где тут же увидел Ричарда Бёрбеджа и Генри Конделла, практикующихся на мечах. Они стремительно двигались, отступали, скрещивали мечи и наносили удары. Генри рассмеялся над какими-то словами Ричарда Бёрбеджа, потом увидел меня, поднял меч, шагнул назад и жестом велел остановить тренировку. Они оба повернулись и посмотрели на меня, но я притворился, будто не заметил их, и подошёл к двери, ведущей на места для публики. Когда я вошёл, то слышал их смех.

Я поднялся по короткой лестнице на нижний балкон, откуда поглядел на сцену, где Джордж всё ещё хлопотал о яблоках или расшатавшихся досках. Потом, когда снова зазвенели мечи, я лёг. Я играл Астинь, царицу Персии, но мой выход не меньше чем через час, и я сомкнул веки.

Меня разбудил удар по ногам. Открыв глаза, я увидел нависшего надо мной Джеймса Бёрбеджа.

— Перси в твоём доме, — сказал он.

— Кто? — спросил я, пытаясь проснуться и встать.

— Перси в твоём доме, — повторил он. — Я как раз проходил мимо.

— Они там из-за отца Лоуренса, — объяснил я, — сволочи.

— Они уже приходили?

— Сволочи приходят каждый месяц.

Отец Лоуренс, как и я, жил у вдовы Моррисон. Древний священник снимал комнату прямо под моим чердаком, которую, как я подозреваю, вдова сдавала ему бесплатно. Ему уже за шестьдесят, он почти калека из-за больных суставов, но всё ещё здраво мыслит.

Он был католическим священником, и это достаточное основание для большинства оттащить его в клетке в Тайберн или Тауэр, и у ещё живого вырвать кишки, но отец Лоуренс был священником Марианского движения, то есть рукоположен во время правления сестры королевы, католической королевы Марии, а таким людям, если они не причиняли никаких хлопот, позволялось жить. Отец Лоуренс хлопот не доставлял, но королевские персиванты, люди, преследующие предателей-католиков, постоянно обыскивали его комнату, как будто бедный старик мог укрывать иезуита в уборной. Они ничего не нашли, потому что мой брат спрятал облачение и чаши отца Лоуренса среди костюмов и бутафории театра.

— Они ничего не найдут, — сказал я, — никогда не найдут. — Я посмотрел в сторону сцены. — Я нужен?

— Это танец еврейских женщин, — сказал Джеймс Бёрбедж, — так что нет.

На сцене Саймон Уиллоби, Билли Роули, Александр Кук и Том Белте выстроились в линию, а какой-то человек подгонял их по ногам и рукам посохом с серебряным набалдашником.

— Выше! — кричал он. — Вы здесь, чтобы показать свои ноги. Прыжок, хромые младенцы, прыжок!

— Кто это? — спросил я.