Безумец и его сыновья

Однажды вознамерилась она в присутствии Безумцевых сыновей и гостей перепить самого хозяина. И тогда Пьяница притащил два ковша, и все те, кто развлекался в то время на беспутном холме, сгрудились возле овчины. Толстуха села напротив любовника, не спуская с него своих заплывших глазок, и как только выпивал хозяин ковш, тотчас опрокидывала и она. Все ждали, когда эта женщина наконец свалится и помрет, ибо знали – нельзя перепить Безумца! Толстуха же, как ни в чем не бывало, брала ковш за ковшом и лишь после четвертого закусила огурчиком, а после шестого понюхала хлебную корочку. Затем был ковш и седьмой, и восьмой, доза немыслимая даже для самого закоренелого бражника, и сам Безумец удивился на свою подругу. Другие же испугались и даже кричали, чтобы бросили они это занятие. Но хозяин был упрям, и женщина отличалась упрямством. По-прежнему не спуская глаз со своего дружка, выпивала она, как только выпивал он, и закусывала, как только он закусывал, – и выпито было уже столь много, что никто из присутствующих не верил глазам, – даже Пьяница смотрел на них с испугом. И если Безумца считали посланником черта, то способность женщины к дьявольскому пьянству была удивительна. Пошли ковши, которые перестали считать: хватило бы водки уже на целый полк, а два упрямца пили и пили напротив друг друга. Наконец, отбросив свой ковш, приказал Безумец найти котел и наполнить доверху: и когда принесли ему, выхлебал тот котел, словно пил воду. Когда же налили толстухе, она выпила лишь до половины – и повалилась, и захрапела. Все обрадовались такому концу!

И школяры видели все это своими глазами.

Повзрослевший Строитель, который отличался уже от сверстников рассудительностью и серьезностью, поглядел однажды на пьяного храпящего батьку – тот раскинулся на овчине и пускал тяжелые ветры, да такие, что рядом с ним никому нельзя было стоять.

Строитель молвил Книжнику:

– Он бросил нашу мать! Даже не построил ей избу, как другим. Разве это справедливо?.. Вот теперь сошелся с пьянчужкой. А наша мать забыта в убогости.

Книжник был занят своими думами.

– Эй, да очнись, наконец! – вновь окликнул Строитель брата. – Или тебе не жалко нашу несчастную матушку? Не из-за него ли она сошла с ума? Не из-за него ли стала юродивой и, неприкаянная, бродит по дорогам?

– Мать ждет ангела, – ответил Книжник. – Она уже все глаза проглядела.

Строитель горько усмехнулся:

– И каким же он явится, ангел?

Блаженный братец отвечал не задумываясь:

– Будет он светел ликом, и в руках его будут труба и меч. Он вострубит о своем пришествии, и всякий тотчас его узнает, потому что ангел сойдет в белых одеждах, и за спиной его будут могучие крылья. И глаза его будут сиять, и когда он посмотрит на того или иного человека, то тот, кто нечист, тотчас будет сожжен его взглядом. Только чистый человек выдержит его взгляд!

– Ну, так всем нам гореть тогда! – воскликнул Строитель. – А нашему гулящему батьке – в первую очередь. Он и так уже пропитан водкой, спичку поднеси – вспыхнет синим пламенем… Недаром Аглая сказала: наш батька – слуга самого черта!

Книжник кивнул и продолжил:

– Слышал я от матери: перед самым приходом ангела Сатана также пришлет своих слуг на землю делать всякие чудеса, да так, чтобы люди поверили и прельстились их чудесами. Слуги эти рядятся в святые личины, нужно зорко смотреть, чтобы не обмануться, вот мать наша и смотрит зорко, и уходит к дороге ни свет ни заря…

– Да как ты тогда различишь их, если рядятся они под святых? – насмешливо восклицал Строитель. – И, кроме того, как узнать, когда придет настоящий ангел? И откуда? С Запада или с Востока? А, может, он уже пришел и среди нас?!

Музыкант вмешался в их рассуждения:

– И о чем вы только спорите! Вот что скажу вам: есть иная земля, которой ангелы не нужны: там автострады и дома такие, что даже когда задираешь голову, не видно их крыш – они уходят под самые облака… Та м есть то, что вам, дуракам, и не снилось!

Братья замолчали.

Но вскоре продолжился их разговор.

Услышали гостившие на холме братья уже забытый ими скрип цыганских повозок. Мимо Безумцева холма проплывал табор: женщины звенели монистами, младенцы ужинали, цепляясь ручонками за длинные худые груди своих матерей, тряслись пожитки, и звенела гитарка, вот только медведя не было за повозками. А может быть, это был другой табор! Школяры проводили глазами последнюю повозку с ее прыгающими ведрами. Пыль залепила их сжатые губы и запорошила глаза, напрасно они ожидали, что их окликнет знакомый, так и не забытый голос.

После того, как пыль слегла на покой, Строитель спрашивал Книжника:

– А не может быть ангел цыганкой, которая заменила нам мать той зимой? А быть может, явится горбатым, как наша горбунья, но это не горб будет у него, а сложенные за спиной крылья? Может быть, он придет ребенком, или нищим, или еще кем-нибудь? Как разглядит его тогда наша несчастная матушка? А если на глазах ангела будут бельма, и будет он покрыт струпьями, и…

– Ангел есть ангел, – ответил Книжник. – Как не отличить его?