Безумие

Марс, как искусный клоун, которому дали целый зал серьёзных с виду людей, которых требовалось во что бы то ни стало рассмешить. Клоун прощупывал почву, выкидывая различные номера, чутко улавливая движение смеха, едва тот появлялся в каком-то из уголков рта, сразу же начинал работать в этом направлении, чтобы уже через несколько минут зараза смеха пошла по всему залу.

Смеяться всё ещё не хотелось. Меня хватило только на улыбку. Чтобы не плодить новых пауз, я переключил стрелки:

– Наших-то видишь кого?

– Наших психов? – засмеялся Марс. Он старался если не рассмешить нас, то хотя бы завязать разговор, чтобы чай был с клубничным вареньем, а не с вяжущей хурмой.

– Ага, из лётной школы?

– Да, недавно только случайно Глеба подвозил. Иду по салону, тут мне кто-то машет с кресла. Помнишь Глеба?

– Ну, конечно, и что? Где он сейчас?

– Живёт в Москве. Работает у брата в крупной ювелирной компании. Живёт по-прежнему один, правда, уже в собственной квартире.

– В Москве с любовью так плохо стало?

– А где с ней хорошо. Влюблён в своего адвоката. Милая девица, ничего не скажешь. Он даже мне фото показал. «Умная», говорит, хотя и с ребёнком. «Это всё, что оставил ей муж. Теперь она стала более опытной в семейных тяжбах, теперь они вынесены за пределы её дома». А он до сих пор не знает, как к ней подойти, потому что у его брата с ней были какие-то шуры-муры.

– Обо мне спрашивал?

– Да, какой там. Я даже не успел и слова вставить, а он всё говорил и говорил о ней. Как в Инстаграме, кроме самих себя никто людей не интересует. Кому мы нужны? Людям нужны только наши глаза и уши.

– Глебушка не изменился, значит, особо.

– Никто не изменился. Никто кроме нас, – засмеялся Марс.

– Как-то Клима встретил.

– Да? Сто лет его не видел.

– Он писателем стал.

– Клим? Писатель? – вспомнил я его очки, вечно уставленные в книжку.

– Я сам не поверил, пока не зашёл в книжный.

– Ты пробовал читать его книги?

– Занимательно, но к его стилю надо привыкнуть, проникнуться, что ли. Жене понравилось.

– Честно говоря, я даже не знал, что среди нас учился писатель. Придётся почитать. О чём он пишет?

– Ну, о чём? О чём и все, о любви, точнее, о её недостатке. Стиль у него такой вывернутый, оригинальный. Помнишь, он всегда был таким, странным. Всё выделиться хотел, но не знал, каким образом.

– Да, я помню, всё сценарий какой-то писал. Я тогда так и не понял, о чём было кино.

– Как он мне сам объяснил, рефлексия – это его способ отражения личности, через предметы, через других людей, через их разговоры. Когда образ возникает сам по себе на фоне текущих событий и обстоятельств.

– Ну, и как? На хлеб хватает?

– С трудом. Монополия даже в искусстве. Жаловался, что писатели теперь тоже бренды, что вся литература сейчас в стране держится на одной женщине. Те, кто не попал под её редакцию, не в контексте. Одна женщина диктует всей стране вкус.

– Его послушать, прямо заговор какой-то.

– Я тоже ему так сказал.

– А он?

– Это не заговор, это бизнес. Одно издательство на всю страну, один редактор, она же начальник цеха писателей, начальник литературы. Очень удобно.

– Ты знаешь, что такое принцип ЛДЦ? На этом построено всё телевидение и литература тоже.

– Нет.

– Лох должен цепенеть. Если этого нет, то издательству неинтересно. В общем, он ушёл в самиздат, сам выпускает, сам продаёт, сам развозит по книжным свои книги, если те возьмут. Там тоже за полки платить надо. Теперь место стоит денег, а не товар. Сказал, что пишет на старой печатной машинке по ночам и не даёт спать жене. Чёрт меня побрал спросить, почему он новую машинку не заведёт. Потом Клим мне начал рассказывать о разнице, тебе это интересно?

– Да.

– Шила, а тебе?

– Машинки всегда меня интересовали, – взяла она в руки заварочный чайник. – Кому чаю подлить? – обслужила она наши чашки, воспользовавшись пробелом в разговоре.

Марс начал в подробностях объяснять, в чём была разница печатных машинок, будто он сам решил завести такую, что ему мало было заводить по утрам свой мерседес, что теперь по вечерам он надумал заняться писаниной. Все слушали вполуха о том, что механика громкая, что мембранная намного тише, почти как ноутбук, но она медленная на срабатывание и тугая, что у неё ножничная клавиатура вполне мягкая, но вертикальный ход самый маленький, что в идеале иметь специальную профессиональную клавиатуру, там совмещённые технологии механики и мембраны и срабатывание происходит не за счёт замыкания контакта плюс-минус, а за счёт сопротивления пружины при нажатии, изменяется геометрия пружины – изменяется сопротивление, и происходит срабатывание.

– Но такая клавиатура пластмассовая стоит денег, которых книги Клима пока не приносят, – подытожил Марс и улыбнулся чувством исполненного долга.

Меня не удивило, что Марс всё это смог запомнить, он ещё в школе отличался дикой памятью, которая могла впитывать столько воды, чтобы затем выжать её в нужный момент на том же экзамене. Точно так же он запоминал шахматные партии, стоило ему только взглянуть.