Безумие

По крайней мере пятьдесят процентов моих однокурсников все еще донашивали брюки из шелка, фасоном напоминавшие шаровары! Они выглядели, как наделавшие в штаны деревенские царьки. А пытались походить на мафиози. Из-за чего выглядели дураками.

Вот так…

Я был настоящим юным снобом. Самовлюбленным двадцатилетним парнем, который мечтает вылепить из себя что-то особенное. Я надувался, как индюк, рисовался, как павлин, и мне хотелось задрать свой нос как можно выше. А роль психиатра была для этой цели просто идеальной.

Так вот, скажите мне, какой молодой мужчина не желает себе такого?

Может, и не каждый. Но мне хотелось именно этого.

Иногда я рассуждал по-другому: «Желание быть красивым и интересным не доведет до добра. Это от лукавого. Так ли уж важна эта мишура? Ведь некрасивая жизнь миллионов некрасивых людей важнее моего красования?» Но тут меня охватывал гнев: «А зачем тогда жить, Господи, если все вокруг уродливое, посредственное и серое? Есть ли смысл в миллионах некрасивых жизней? Нет, нету! — протестовало все во мне. — Я хочу прожить красивую жизнь, которая будет заслуживать всех этих лет прозябания!»

Интересным было то, что я не знал, на кого бы я хотел произвести впечатление своей странностью. Мне было приятнее не знать объекта, на который будет направлено мое воздействие. Как рок звезда на сцене, из-за сильного света прожекторов не видящий публики, а только представляющий, какие чудесные люди собрались на концерте. И я чувствовал нечто подобное. Ожидал анонимного восхищения. Если задуматься, то, естественно, от женщин. Всё эти женщины. Но и от мужчин тоже. Мужчины должны были почувствовать себя униженными моим превосходством.

Я был мифоманом. А миф о психиатрии казался мне самым внушительным.

Смешно. Для любого нормального человека, не имеющего отношения к медицине, в психиатрии не было ничего мифологического. Для всех не медиков психиатры были просто сумасшедшими. Но для моего жаждущего мифов и обожествления сердца психиатрия казалась весьма романтичной… Да. Весьма!

Я представлял себе психиатра как некоего загадочного полубога из зловещих и полных легенд психбольниц, в которые не ступала нога непосвященного. И если так посмотреть, то психиатры и правда были последними путешественниками по неизведанным землям.

И мне хотелось быть, как они.

…Мамочки! Я представлял себе, сколько восхищенных и удивленных женских взглядов я могу собрать благодаря этой психиатрии. Мне виделось, как все будут смотреть на меня с восхищением, а я лишь буду застывать в эффектных позах.

Я представлял, как буду ходить с сигаретой за ухом и носить модные очки. Как буду ходить на работу в одном желтом и в одном синем ботинке. Как ночью буду слушать Моцарта у себя в кабинете, встав на письменный стол, обнаженный и со стаканом мартини в руке. Как моя медицинская сестра будет ходить без нижнего белья. Хотя именно этот пассаж казался мне слишком банальным. Может, у меня все будет совсем наоборот: моя медсестра будет носить десять комплектов белья сразу. Что-то в этом роде.

И я думал о всех спятивших на сексе красивых невротичках и испытывал волнение, как ребенок. А может, я и был ребенком?

* * *

В первые дни занятий в кружке по психиатрии я вел очень интересные разговоры с одним молодым, но уже утвердившемся в профессии врачом.

— Доктор Роев, как ты считаешь, мог бы ты стать дерматологом? — спрашивал его я.

— Гм, забудь! Чтобы я всю свою жизнь лечил акне и бородавки, — пренебрежительно надул губы мой собеседник.

— М-да! Понимаю, ну, я такой же, мне всегда хотелось заниматься не мясом, не плотью, а душой, ведь так мало обычных (я сказал «обычных», совершенно не задумываясь) врачей интересуются… душой. Правда же? Для них все в человеке сводится к телу. И это меня ужасно раздражает!

— Вот именно! — наморщился доктор Роев. — Мясники, и всё.

— Ну, если посмотреть, то и душа происходит из мяса… из мозга. Мы же не философы и занимаемся материей…

— Это да, но и до мясников нам далеко, — улыбнулся доктор Роев.

— А потом, как ты думаешь, ведь совсем по-другому звучит: психиатр?

— Совсем по-другому! Психиатрия — это очень сексуально, — довольно улыбнулся доктор Роев.

— Как ты думаешь, а на женщин это производит впечатление, когда ты говоришь им, что ты психиатр? — с нездоровым суетным трепетом спросил я.

— Еще какое! — посмотрел на меня самодовольно и выпучив глаза доктор Роев и счастливо улыбнулся.

Я тоже улыбнулся. Я чувствовал себя особенным. Суета сует.

* * *

Одновременно с этим то, что эта суета сует явилась причиной моего желания стать психиатром, было слишком элементарным объяснением. Я ужасно боялся Безумия.

Легко предположить, что любой психиатр может испугаться Безумия, когда увидит его и заживет с ним рядом. Но нет. По крайней мере, в моем случае было по-другому. Я боялся Безумия с детства.