Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Слова звучали так четко и близко, что я обернулся посмотреть, кому удалось так незаметно подкрасться.

И никого.

Странно.

Я вернулся к работе. Мало ли, разум дурит. Десять минут, и я услышал тот же самый голос:

«Ник! Ты бегать не устал?»

Я снова осмотрелся – никого не было.

Да что за дела?

Теперь я напряженно озирался. Рядом не было ни души, когда я в третий раз услышал голос:

«Ник, ты готов перестать бегать? Готов служить Мне?»

Я заподозрил неладное. Надо мной что, коллеги шутят?

Нет, подсказало сердце: ты слышишь глас Божий.

Так Святому Духу можно задавать вопросы? Или просто Его игнорировать? Я и мысли такой не мог допустить! И меня это так поразило, что там, на заднем дворе фабрики, совершенно один, я принял единственно возможное решение: доверил Богу свою жизнь. Мне никогда не говорили ничего другого, и я просто допустил, что человек может быть спасен и призван служить Богу в один и тот же миг. Вот именно это, как я верил, со мной и случилось. Я ответил на глас Божий и отдал свою жизнь под начало Господа.

С одной стороны, то, что случилось со мной в ту ночь, меня тревожило. Я этого не ждал. Долго-долго я хотел только одного: стать ветврачом! И первый настоящий шаг к мечте мне предстояло сделать менее чем через месяц! В моем ограниченном понимании «служение Богу» заключалось в стезе проповедника. И меня как-то не очень влекла перспектива стать пастором в маленькой сельской церквушке, затерявшейся среди холмов Кентукки.

Но, выходит, Бог захотел от меня именно этого. Что Он задумал? И знает ли Он, что делает?

А с другой стороны, происшествие на фабрике было настолько реальным, что я должен был кому-то об этом рассказать. Я просто не мог не поговорить об этом. И на следующий же день я усадил родителей перед собой и объяснил, как меня призвал глас Божий. Я сказал им, что уже обрел спасение и не только принял Христа в свое сердце и препоручил Ему мою жизнь, но и намерен служить Ему.

Родные мои этого не отвергли – скорее, восприняли равнодушно. Сейчас-то я понимаю, сколь странной им, должно быть, показалась моя история. Папа с мамой просто не испытали в жизни ничего такого, чтобы осмыслить мои слова или понять последствия того, что со мной случилось. С их точки зрения все звучало так, словно я внезапно отказался от мечты стать ветеринаром из-за некоего мистического духовного переживания. Уверен, они тоже ставили знак равенства между словами «служить Богу» и проповедничеством.

Разочарованный тем, что мои родители не смогли ни понять, ни принять моих объяснений, я пошел к одному старому знакомому пастору. Тот с улыбкой и интересом выслушал мою историю о «голосе» на фабрике и часть рассказа про то, как я принял Христа. Когда я дошел до того, что чувствую, будто призван служить Богу, он, к моему глубочайшему удивлению, воспринял это с гораздо большим негативом, чем родители, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

«Поверь, Ник, не хочешь ты быть проповедником. Церкви тебя схарчат и не подавятся! Эта работа убить может!»

Столь резкий ответ меня поразил, хотя я прекрасно понимал, о чем он. В маленьком поселке, где я вырос, почти все ходили в какую-нибудь одну из трех церквей и всегда знали, что происходит в двух других. Иногда, с дедушкой и бабушкой, я заходил в сельские церквушки, да бывал еще в нескольких, когда брат, учась в старших классах, колесил по штату в составе «евангельского квартета». Это теперь я понимаю: на основе тех впечатлений я понимал служение так узко, что просто решил, будто все это – непременная изнанка решения служить Богу. Я счел, что надо просто уступить и сказать: «Хорошо, Господи, наверное, так и поступим, Ты ведь Бог. Но мне это как-то не нравится».

Мне оставалось всего несколько недель до колледжа, ветеринарии и поисков своей дороги в большом и волнующем мире. Я знал, что уже сказал Богу «да», что последую за Ним и буду Ему служить. Но тут я стал гадать: а что, если я просто обрек себя на тяжелый труд и на безрадостную жизнь в страданиях и тоске? Да еще и пастор так все воспринял… Мой путь к вере только начался, а меня уже терзали вопросы и смутные сомнения.

К счастью, меня обнадежил другой пастор – друг, служивший в маленькой церкви неподалеку. Когда я рассказал ему о своем «обращении на сырной фабрике», о том, как ощутил порыв служить Богу, он разволновался, познакомил меня с еще одним молодым проповедником, с которым дружил, и мы втроем вознесли молитву.

Я и правда не знал, что делать, но был уверен, что Бог призвал меня. Честно, я не верил, будто могу не принять этот зов и не покориться ему. И я не видел разницы между принятием Христа и подчинением Ему всей своей жизни, дабы вершить угодное Ему. Я не отделял эти действия друг от друга. И ясное дело, я и представить в то время не мог, как мои простая вера и послушание приведут меня из маленького городка в Кентукки в сомалийскую пустыню с ее верблюдами.