До такой степени остро и пряно, что мне хочется еще и еще. Но Матвей думает иначе, отстраняясь так стремительно, что мне приходится хвататься за край стола и рассеянно считать мельтешащие перед глазами звездочки.
Одна, вторая, третья, восемнадцатая…
– Пошла. Вон. Саша.
Стылая, как льды Арктики, фраза спускает меня с небес на землю лучше, чем это могла сделать увесистая пощечина. Кровь приливает к щекам, пульс разгоняется до неположенных ста двадцати, и я отчаянно пытаюсь найти в стоящем напротив парне намек на какие-то чувства.
Но Зимин превратился в каменное изваяние, неприступную скалу, до которой не достучаться. Его четко очерченные губы сомкнулись в тонкую полоску-нить, радужка глаз приобрела спокойный карамельный оттенок, дыхание выровнялось. Как будто это не он совсем недавно распластывал меня по столу.
– Оглохла? Пошла вон, Саша.
– Но…
– Проваливай!
Потеряв терпение, выкрикивает Матвей, и я подчиняюсь пропитанному горечью и болью приказу. Откладываю в долгий ящик атакующие мое сознание вопросы, оставляю при себе рвущееся наружу сочувствие и каждым атомом ощущаю, как чужой горячечный взгляд рисует между моих лопаток мишень.
Кажется, мне удалось вывести наше противостояние на новый уровень.
– Проснулась уже дочка? Вот и хорошо. Вареники будем лепить, только пижаму переодень.
А в коридоре меня с улыбкой ловит мама, взъерошивает мои волосы, сооружая из них воронье гнездо, и стоически ждет у двери спальни, пока я выберу подходящий наряд из десятка домашних штанов и дюжины футболок с самым разнообразным принтом. Цокает языком, наблюдая за моими манипуляциями с тушью и консилером, и фыркает, когда я открываю небольшую овальную коробочку с земляничным блеском.
– Пошли уже! Итак красивая.
На двадцатой минуте не выдерживает она и утягивает меня за запястье от зеркала, а я мимоходом отмечаю, что звонкий, словно горный хрусталь, смех очень ей идет. Как и окружающий ее ареол спокойствия и гармонии.
– А где Сергей Федорович? – спрашиваю я, обнаруживая пустую кухню и одно лишь пышное тесто на деревянной доске.
– Мне ананасов консервированных захотелось с утра, и он в гипермаркет поехал. Представляешь?
Киваю и молча радуюсь за счастливую маму, у которой взгляд молоденькой девчонки. Пусть холодильник забит всякими вкусностями, существует служба доставки, и ананасы – вообще не предмет первой необходимости, но чего не сделаешь ради любимого человека?
Чмокнув маму в висок, я вскарабкиваюсь на стул, поджав под себя правую ногу, и готовлюсь воевать с кулинарным изделием, с самого детства доставлявшего мне немало проблем. Вишня частенько брызгала соком прямо мне в глаз, творожная начинка выходила слишком соленой, а края то и дело норовили расползтись.
В общем, хозяйка еще пару лет назад из меня была так себе.
– Как погуляли вчера, Сашуль?
Отвернувшись к столу, мама режет тесто на тонкие колбаски и не видит, как кривится моя физиономия. Напевает какую-то мелодию себе под нос и явно ждет что-то, вроде «классный был вечер, мамуль!».
– Ничего особенного, ма.
Конечно, я умалчиваю о произошедшем и старательно гоню от себя мысли, что если «чудесные» видео пришлют маме или Сергею Федоровичу на телефон. Но злорадные ухмылки и пошлые комментарии до сих пор проносятся в мозгу, как в дурацком калейдоскопе.
– Вливаешься в коллектив?
– Потихоньку…
И без того паршивое настроение скатывается и вовсе ниже плинтуса, так что я без особого энтузиазма высиживаю несколько часов и угрюмо леплю белых уродцев, с кривыми краями. После чего получаю от мамы вольную и сбегаю к себе, лишь бы не обсуждать подробности моих отношений с одногруппниками.
Только вот в спальне меня снова поджидает сводный брат. Его лицо, достойное кисти самого талантливого художника, ничего не выражает, расслабленная поза выдает спокойствие, если не пренебрежение, а у меня… А у меня сердце в груди трепыхается раненой птицей, и моментально пересыхает во рту.
– Ты ведь за этим ко мне приходила, Саша? – вертит в ловких пальцах прямоугольник, обтянутый синим бархатом, и замирает, когда я подаюсь вперед. – На. Возьми.
Глава 16
– Ну же. Бери.
Кладу небольшой футляр на ладонь и не стесняюсь в открытую рассматривать растерянную Сашку.
Волосы длинные забраны в высокий хвост на макушке. Ресницы тронуты тушью, скулы подчеркнуты какой-то мерцающей фигней, губы алеют то ли от помады, то ли от того, что девчонка их искусала.
На бедрах болтаются свободные штаны лавандового цвета, тонкий трикотажный топ плотно прилегает к груди. И я бы сказал, что Баринова так вырядилась для моей наглой персоны. Только никто не мог знать наверняка, что меня снова занесет к ней в спальню.
– Вот так просто?
Сомневается. Вижу, что сомневается. Думает, скорее всего, что я сейчас выкачу список требований, или вагон невыполнимых условий, на которые она ни за что не согласится.
– Да.
– И никаких ультиматумов взамен? Даже не попросишь свалить из страны?
Невесело ухмыляется Сашка и не сдвигается с места, ухватившись рукой за дверной косяк. Щурится подозрительно и явно ищет в моем поступке подвох.