Безумие! Не тех лечим

Люди с шизофренией так же рассудительны как нормальные, но они гораздо менее склонны к хитрости и коварству. Они не всегда говорят то, что думают, так как в этом смысле уже приобрели печальный опыт. Но когда они что-то говорят, то в определенной мере проявляют себя правдивее многих других людей. Можно сказать, субъективная правда шизофреников выстрадана, и то, как они делятся ею, может быть очень впечатляющим. Во всяком случае, шизофреники никогда еще не развязывали и не вели войн, никто из моих пациентов шизофреников не был экономическим или другим преступником. Конечно, они своими странностями и неприспособленностью вызывают отторжение в обществе неизлечимо нормальных, а в острых фазах могут даже проявлять агрессию. Тот же, кто сохранил в себе достаточно человечности, может даже извлечь пользу из колоритности этих исключительных людей. Впрочем, у них никогда не бывает проблем с ориентацией. Даже и это может быть по-другому у нормальных. Когда я однажды объяснял своему хорошему другу, обладающему чувством юмора, как попасть в мою больницу, он повел себя довольно придурковато. И когда он ничего не понял с третьего раза, я закричал: «Да ты просто поезжай на юг Кельна, поколоти там полицейского и скажи ему, что тебе это приказали сделать голоса. Раз – и ты уже приземлился у меня!» Наша проблема – это нормальные!

Любая недооценка наших ближних с шизофренией и каждая переоценка «нормальных» вводит шизофреничных в заблуждение. Поскольку только одно связывает всех людей: ошибаться – это по-человечески, или по Гете: «Человек ошибается, пока он к чему-то стремится».

4. Ликование до небес, огорчение до смерти – депрессивные и маньяки

Ликование до небес, огорчение до смерти, это о ком же? Действительно, есть люди, которые страдают от болезни, приводящей к переживанию именно таких крайних подъемов и глубоких падений. Депрессия – нет худа без добра?

В расцвете сил менеджер находился в отчаянии. С каждым месяцем его настроение опускалось все ниже, он не испытывал радости ни от чего. Отсутствовал стимул к жизни, он быстро утомлялся, был нарушен сон, ему ничего больше не нравилось. Он постоянно боялся, что все пойдет прахом. При этом реальных проблем у него не было – хорошая работа, симпатичная и сочувствующая жена, взрослые дети, которые шли своей дорогой и поддерживали отца. Собственно, он мог бы спокойно устроиться вечерком в кресле, выпить с женой бокал хорошего вина и наслаждаться жизнью. Вместо этого он уже утром вставал со страхом и беспокойством. Мысль, что впереди его ждет долгий утомительный день, подавляла. Как он сумеет справиться со всем этим? Не разорит ли он свою семью, и не станут ли они нищими? Не он ли виноват в своем собственном падении, а также и в проблемах своей фирмы, своих друзей, своей семьи? Поистине, было от чего придти в отчаяние. И конца этому не видно, больше никогда он не сможет радоваться солнцу, он этого недостоин. Никогда больше не сможет он смеяться, как раньше, когда дела у него шли хорошо. И он даже не способен огорчаться. Да, несколько месяцев тому назад он еще плакал над своей судьбой. Но со временем даже слезы иссякли. Он чувствовал себя внутри окаменевшим, бесчувственным, отчаявшимся от темноты, в которую он все глубже безвольно погружался…

Опытные психиатры говорят, что при достаточной практике в какой-то степени могут понять шизофрению, а вот глубокую поднимающуюся изнутри депрессию, меланхолию постичь не могут. Слово депрессия вводит в большинстве случаев в заблуждение, так как под ним понимается сильная скорбь в случае смерти любимого человека или тяжелого расставания, когда целыми днями или неделями человеку плохо. Но это не имеет ничего общего с тем, что испытывает депрессивный человек. Американский психотерапевт Стив де Шазе однажды сказал, депрессия – это любимое слово терапевтов, но никто точно не знает, что это такое, так как каждый связывает со словом «депрессия» что-то абсолютно свое.

Мы лечили одну пациентку, которая была настоящим оригиналом и в нормальном состоянии заводила целые залы. Если же своим искусством она могла развеселить лишь несколько человек, то у нее наступала «своя» депрессия. Она очень страдала от этих фаз. Мы лечили пациентку, выглядящую внешне, по сравнению с другими людьми, вовсе не депрессивной, до тех пор, пока эта фаза не проходила, и назначали ей для профилактики стабилизатор настроения. Ее восприятие депрессии было очень субъективным.