Чтобы найти Джинджер, ему не понадобилось никакого адреса. Он прекрасно чувствовал ее запах, который за полгода буквально пропитал собой весь город (ему так уж точно казалось порой). Ни дождь, ни выхлопы машин, ни сотни и тысячи различных оттенков человеческого смрада не могли перебить его, и даже, если этот небольшой домик не был домом Джин, она в любом случае была сейчас там.
Почему она не являлась в колледж уже третий день подряд? Что могло случиться с этой бесноватой бестией такого? Йен вновь вздохнул и нахмурился недовольно. Почему вообще должно было что-то случаться? Джин взбалмошная, непредсказуемая и необязательная! С нее станется просто так отсиживаться дома и пить пиво, день и ночь напролет просиживая за телевизором или в ноутбуке, благополучно забыв про какие-либо обязательства…
В этом он пытался убедить себя сейчас, как делал на протяжении предыдущих трех дней. Но как юноша не старался себя уговорить, чувство некой вины закралось глубоко в его нутро и не давало покоя.
- Я ей не нянька, - грозно прорычал он, напоследок утешая себя. Парень, покосившись на зеркало, одним движением кисти взлохматил волосы и решительно вышел из машины.
Пройдя небольшой садик, совершенно заброшенный и поросший сорняком, Йен широким шагом взобрался на крыльцо, замерев у входной двери, которая была немного приоткрыта. Посчитав это неким приглашением, парень неторопливо просочился внутрь, насторожившись так, словно попал в логово врага, а не напарника.
В коридоре царил мрак и ужасного вида бардак. Вся обувь была разбросана где попало, два торшера, словно поваленные деревья, лежали на полу, при том один из них имел неприятное свойство мигать, что придавало коридору вид еще более жуткий, чем есть. Двери в остальные комнаты были распахнуты навзничь. Йен, осторожно переступая через весь хлам, которым был усеян пол, осторожно заглядывал в комнаты, которые были в не менее меньшем беспорядке. В парня начало медленно закрадываться подозрение, что здесь шел бой.
Комната, находившаяся в конце коридора, была плотно закрыта, что весьма заинтересовало и привлекло юношу. Он направился к ней, пропуская остальные. Едва его пальцы коснулись ручки двери из черного дерева, он услышал хриплый, полный яда и злости голос:
- Даже не вздумай.
Бровь Томсона нервно дернулась, а губы скривились. Не иначе как сама Джин Уилсон, которая до того момента даже не соизволила подать знак, хотя, судя по всему, знала, что Йен находится внутри. Юноша развернулся и направился в комнату, из которой раздался голос. Он остановился на пороге, со всем скепсисом, на который был способен, рассматривая помещение.
Судя по всему, эта комната когда-то подразумевалась, как гостиная. Старый, синего цвета диван стоял по середине комнаты, спинкой ко входу. Между ним и пыльным телевизором стоял стеклянный журнальный столик, заваленный чем только придется: от коробок из под китайской еды из ресторана и коробок от пицц, до пустых бутылок, газет и журналов. Старый восточный ковер давно пора было бы выбить. Занавески, тоже темно-синие, развивались, словно щупальца медузы из-за открытого настежь окна.
Да, кажется, в коридоре была не война или бой. Созерцая настоящую помойку, в которую девушка превратила одну из комнат, Йен уже не секунды не сомневался, что это место – истинное жилище Джин, наглядно показывающее безумный беспорядок в ее ветреной голове. Говорят, спальня – это отражение внутреннего мира девушки. Видимо, с душой Уилсон уже все было решено.
Из-за высокой спинки софы Йен не мог лицезреть самой девушки, но он видел скрещенные ноги в ботинках, которые она уложила прямо на ручку дивана. Столь небрежная картина почему-то заставила его усмехнуться.
- И года не прошло, - проворчала Джин, едва сдерживая ядовитую злобу. – И он явился! О, люди, Бог спустился с небес!
В ее голосе четко прозвучала какая-то странная обида, которая возмутила Йена до глубины души. Ухмылка в мгновении ока слетела с его уст, и парень весь напрягся.
- Я тебе не подружка, - грубо отрезал он.
Вместо ответной остроты он увидел средний палец, высунувшийся из-за спинки дивана.
- Ну и пошел ты, - добавила Джинджер и спрятала руку. Судя по всему, она и не собиралась подниматься со своего ложе.
Пожалуй, ему больше всего на свете захотелось развернуться и уйти прочь. Но чувство вины быстро потушило в нем пламя раздраженности, которое успело зажечься у него в груди, и Томсон вошел в комнату, своим обонянием ощущая запах чего-то тлетворного, старого и заплесневелого. Это был ужасный запах и, кажется, он исходил от девушки.