Безумие (СИ)

Мой организм вообще в длительном шоке от безголовой хозяйки. Он не понимает, за что его истязают до черных дыр перед глазами, тут же сбитое дыхание отравляют никотиновой гадостью и опять истязание, но как ни странно не требует больше отдыха. Пробуждается ровно в пять десять утра и не ломается, уже даже не ноет от натруженных мышц, не возражает, а принимает дозу этого жалкого существования за чистую монету, словно так и должно быть. Медленно качусь в пропасть и отталкиваю руки, цепляющие меня за шкирку, пытающиеся помочь, спасти, поговорить со мной, только зря. Я не слышу их голосов, я за мутным стеклом. Меня больше здесь рядом с вами нет…

Тяжелей всего Сашке, он ревет практически все время, пока тут, а я неловко ерошу его волосы и молчу, не смотря в глаза. Хочу сказать, что ничего страшного не случилось и это временно, только видимо мое горло не может вытолкнуть ложь из себя. Он все видит, видит и ревет, прижимается, а я не отталкиваю. Как мне кажется, я сейчас никого не стану отталкивать от себя. Перестала бояться замарать других собой. Гнилое нутро выветрилось и покинуло меня вместе с душой, переживающей об окружающих. Что это? Почему я тут и где это тут? В бездне? Так почему эта бездна такая безмолвная, удушающая, затягивающая? Смотрю в потолок, рассматриваю тьму и чувствую ее прикосновение к себе.

В один из монотонных дней, Лис не выдерживает, просит помощи, и у кого? Нововведение. Мое воспитание отдали Шакалу. В спортзале стоит неподвижный, застывший, с занесенной вверх ногой, в ожидании тренировки со мной.

Безразлично.

Выпустила дар, все замерло, он даже не успел сделать нескольких шагов ко мне, застыл, а я стою и пытаюсь рассмотреть его, только не выходит. Расфокусированный взгляд не может зацепиться за детали. Не вижу его маски, отчетливо не могу рассмотреть цвет одежды, только нелепая поза. Наверное, стоит переставать питаться бутербродами, чувствую легкое головокружение и тошноту. Вздыхаю и ухожу, около дверей на выход, отпуская толстую цепь дара.

Одно радует, в этом муторном мареве, мой дар стал намного сильней, я чувствую его, живой цербер, как послушный щенок теперь, жестоко обманутый и посаженный на цепь. Выдыхаю, отзываю щенка, пошло все нахуй, захлопываю за собой дверь, пусть сами с Шакалом тренируются…

10 глава

Цикличность не изматывает меня, она просто есть и есть я. В центре ее, а по краям жизнь, вертится, вибрирует, циркулирует, а я ее сторонний наблюдатель. Тренировки, убийства, какое-то шевеление с отрешенными, охота большими группами, зачистки территорий, совместное патрулирование со стражами. Жизнь бьет ключом, а я вот точно мясо, иду, делаю свою работу и ухожу. Порой ухожу, еще до того как все заканчивается, когда резко захочется покурить. Выпускаю своего цербера, отхожу в сторонку и затягиваю в легкие столько дыма, сколько получается вместить. Пьяное состояние, в котором не возникает мысли о самоубийстве, ведь так легко отпустить дар, подставиться, но не дадут, со мной теперь всегда рядом кто-то есть, не доверяют и правильно. Прикрывают, толкают в случае опасности. Перестала участвовать в вечерних посиделках, спрятала гитару, в перерывах между тренировками, сном, и убийством, просто лежу и пялюсь в потолок. Знакомьтесь, новая я. Уже не слабая, уже никакая. Приходят, говорят, когда на выход, встаю, одеваюсь и иду. Знаю скоро, перестанут звать. Забудут и хорошо. Теперь я точно сломалась.

Ночь очень тихая или только вечер, мне до этого нет никакого дела. Нет дела не до чего. Пусто. Белый потолок, как насмешка темноте. Чистый лист. Девственно чистый лист, который так и тянет измарать во тьме, поглотить, расчертить глупыми словами, фразами, убеждениями, заверениями. Нарисовать кривую линию жизни и тут же ее оборвать. В моей бездне не должно быть светлых пятен. Я ни хочу их видеть, хочу окончательно пропасть нигде. Уснуть и не проснуться.

Или все же хочется проснуться, вдохнуть поглубже, припасть руками к мокрой траве, ощутить россу на коже, поежиться от холода и понять, что жизнь все же продолжается, и я живу. Или не живу? Зачем ты своими губами надломил, что-то во мне, горячим дыханием опалил остатки, а словами рассеял? И как эксперимент, удался? Тебе охота было посмотреть на безвольное существо, котором я стала, мясом?

Скорее всего.

А может, я еще жива? Потому как мое сердце отчаянно бьется в груди, не сдается, а из недр души пылающим сгустком рвется крик. Тягучая ярость, прорастает, расцветает где-то на задворках сознания кроваво красным цветком, но не может пробиться, не смотря на отчаянное желание. Хочется помочь этому цветку расцвести, криком. Таким, чтобы все услышали, а стекло и зеркала осыпались песком на пол, разрезали кожу, отдали дань моей ярости в виде крови.