Безумие в моей крови

Я понимаю, что нормальный человек был бы благодарен друату за заботу, но в наших отношениях не было ничего нормального. Был жестокий холод, который скрывал под собой яростное пламя. Мое пламя.

Трой был прав, когда сказал, что я пожалела бы о нашем поцелуе. Еще как.

* * *

Вскоре я пожалела о многом, в том числе о том, что я родилась наследницей трона Лиивиты, что я встретилась с Троем и что, поддавшись влиянию друата и теплу фиолетового облака, я позволила себе обрадоваться тому, что легенда Лиивиты оказалась правдой.

Я узнала, что мой народ находился в полной и безраздельной власти Лиивиты, и она правила им с удивительной беспощадностью. Женское начало сильнее мужского? Не уверена. Хотя говорят, что именно женщинам свойственна самая неожиданная жестокость.

Человеческая мораль противоречила животным инстинктам Лиивиты. Живая земля всего лишь защищала себя, решительно призывая друатов всякий раз, когда люди расстраивали ее. Ей хотелось вести счастливое, безмятежное существование, и мне не стоило слишком строго осуждать ее за это. Не стоило, но я осуждала. О, как я осуждала. Каждый раз, когда передо мной возникал образ очередной жертвы, я бросалась на друатов, прерывая их объяснения и борясь за каждую жизнь.

У Лиивиты было пятеро друатов, считая меня, моего отца и Троя. Хотя отца можно и не считать. Как "уходящий монарх", он был всего лишь наблюдателем и вмешиваться не мог. Я считалась советником, а двое друатов — Матирн и Дарио — были исполнителями. Да-да, тот самый Матирн Арнадо, будущий отец моего ребенка. У меня появилась возможность познакомиться с ним поближе. Лиивита говорила со мной голосами друатов, а после этого исполнители обрезали нити сознания тех людей, кто был неугоден живой земле. Вот так, просто и радикально. Кто-то мешает счастью и спокойствию живой земли? Советники (то бишь я) пытаются найти способ это исправить, а если не найдут — то нить обрезают. Человек погибает. Вот она какая, жизнь на живой земле. Если вы думаете, что ваши поступки, чувства, печаль, обида, злоба мешают только вам, то вы ошибаетесь. Молитесь, чтобы Лиивита не заметила вас и не напустила на вас друатов. Во всем должно сохраняться равновесие: угасающая энергия должна быть в балансе с нарастающей, разрушительная с созидающей, ненависть с любовью. Если вы нарушите это равновесие, то даже я не смогу защитить вас. Мы "отпустим" вас — именно так называется смерть на языке живой земли. Мы "отпускали" людей, которые нарушили равновесие.

Вы собираетесь убить своего соседа и боитесь, что Лиивита покарает вас за это? Радуйтесь: скорее всего, вам не о чем беспокоиться. Да, вам грозит королевский суд, но живой земле до вас нет дела. Убийства не расстраивают ее так, как, например, уныние, печаль или недовольство самой живой землей. Инстинкты — единственное, что Лиивита понимала и принимала, как должное. Инстинкты и любовь к живой земле. Поэтому, если вы убили кого-то, чтобы защитить честь Лиивиты, то будьте уверены, в следующем году вас ждет отличный урожай.

Да, я знаю, что мое повествование брызжет желчью. Но с момента самой первой встречи с друатами я пришла в ужас от бесчувственного своеволия Лиивиты и поняла, что никогда не смогу ее понять. Управляемая своей животной сущностью, она впустила в себя человеческое сознание, с которым оказалась не способна справиться и которое не могла понять. А мой народ, да и я сама, находился в ее безраздельной власти.

Меня призывали в уже привычную каменную комнату по нескольку раз в день, и там я встречалась с остальными друатами. Масляные пятна и фиолетовые потоки больше не пугали меня, я научилась спокойно переносить переход к Лиивите. Теперь меня пугала встреча с друатами и те решения, которые нам приходилось принимать. На каменном полу перед нами разыгрывались сцены из жизни людей, и у меня были считанные минуты, чтобы повлиять на то, как друаты решали их судьбу. Я кричала, плакала, ругалась, даже угрожала. Лиивита слушала нас и потом сообщала друатам свою волю. Иногда мне так хотелось услышать ее собственный голос, чтобы понять, что ею движет, но она говорила со мной только голосами друатов. Может, если бы я почувствовала ее боль, ее печаль, то смогла бы простить ее преступное равнодушие?

С Матирном я уже была знакома, а Дарио всячески избегал какого-либо контакта. "Я — исполнитель воли Лиивиты", — кратко представился он, нарочито избегая моего взгляда и давая понять, что мое мнение его не интересует. Его суровая замкнутость и немногословность совершенно не сочетались с мечтательными голубыми глазами и волнистыми светлыми волосами врожденного романтика. В нем не было ни капли романтики или сочувствия. Его ответом на все вопросы было: "Отрежем нить и тогда увидим". Спорить с ним было очень сложно. Оба друата относились ко мне с неприязнью, так как не принимали моего неповиновения и не могли простить того, что я оскорбила живую землю.