Безумная Лючия

БЕККЕТ. Увидев осла, я всегда думаю о матери. Она держала ослов, любила запрягать их в повозку и гонять взад-вперед по дороге, охаживая хлыстом. Соседи старались не попадаться ей на пути. Величайшая трагедия ее жизни случилась в тот день, когда самый любимый осел переел турнепса и взорвался, совсем как моя анальная киста.

ЛЮЧИЯ. Есть некая святость в том, что вспоминаешь. Посетить в воспоминаниях какое-то место, все равно, что найти другое свое «я», иллюзорное переоткрытие утерянного, возвращение не совсем забытого, сопоставление нынешнего сознания с тем странным, каким оно было в прошлом. Ощущение это сравнимо с не дающим покоя мистическим религиозным откровением или каким-то иным проявлением сверхъестественного, скажем, внезапным появлением призрака, или полнейшей уверенностью, что сатана стоит за твоим креслом, а Бог сейчас в амбаре для кукурузы.

БЕККЕТ. И потом, всегда есть проблема отхождения газов.

ЛЮЧИЯ. Не знаю, всегда ли я верила в Бога, хотя чувствую, что близка с ним, потому что у нас есть общее – безумие.

ДЖОЙС (входит в свою квартиру в Париже, в шляпе и с тростью, поет):

Выйди в сад поскорее, Мод!
Уже ночь – летучая мышь –
Улетела в свой черный грот;

БЕККЕТ. Теперь я пускаю голубков с громкостью туманного горна.

ДЖОЙС (идет в кабинет, снимает шляпу, ставит трость, продолжает петь):

Поздно спать; неужели ты спишь?
В одиночестве я стою на ветру,
С розой той, что тебе подарю.

(Садится за стол, начинает работать).

ЛЮЧИЯ. После того, как Бог запер меня в глубинах ада, я утешаю себя тем, как каждая мысль моего любимого до скончания веков будет обо мне, и только обо мне.

БЕККЕТ. Потом возвращается запор. Там большая преграда, размером с баклажан, улегшийся поперек моей толстой кишки. Сообщите прессе. Вызовите морпехов. Радости старости.

ЛЮЧИЯ. Он будет так жалеть, что не любил меня, когда еще было время.

БЕККЕТ. С вершины холма мы видели горящий Дублин. Отец смеялся, я – нет. Костры друидов, жертва обнаженной девушки. Ничто не вызывает большего ужаса, чем вставшая в полный рост абсолютная необходимость.

ЛЮЧИЯ. Отчаяние никому не нужно.

БЕККЕТ. Работай, если должен, но никогда не обсуждай, не объясняй, не извиняйся, все это бессмысленно. Меня научил этому Вильям О’Шекспир из графства Корк. Пойманный здесь, как в ловушке, с потрепанным томиком Данте (уголки страниц загнуты – эта книга, как и я, в собственном кругу ада), наблюдающий крикет по телевизору, и чего только нет на моей совести, включая дочь Дедала, которая не может найти выход из лабиринта.

ЛЮЧИЯ. Он еще будет горевать обо мне, будет так горевать! Его плач и стенания разнесутся по всем континентам, и он скажет себе, в отведенном ему персональном месте с аду, он выкрикнет…

Картина 2

(Без всякого разрыва – следует реплика ДЖОЙСА, который в своей квартире в Париже).

ДЖОЙС. Боже милостивый, что я наделал?!

ЛЮЧИЯ (мгновенно становясь юной). Что случилось, папа?

ДЖОЙС. Я только что совершил невероятно глупую ошибку.

НОРА (выходя из кухни в гостиную, складывая только что выглаженную простыню). Конечно же, это не так.

ДЖОЙС. Да, невероятно, но факт. Я сказал Тому Макгриви, что этим вечером он может привести к нам на обед одного молодого ирландца. Зовут его Сэмюэль Бакет. Да, думаю, Бакет.

НОРА. Что изменит один дополнительный рот, когда мы все голодаем? Я долью в суп воды.

ДЖОЙС. Но с ним за столом нас станет тринадцать. Не должно сидеть за столом тринадцать человек!

НОРА. Как ты сама видишь, Лючия, твой отец, наш великий гений, не так и отличается от глупой прачки. Нельзя быть суеверным, Джим, ты это знаешь. Это к беде.

ДЖОЙС. Смейся, сколько хочешь, раз есть на то твое желание, но если за столом нас будет тринадцать, этот человек навлечет на нас жуткую беду.

НОРА. Беда для нас не внове.

ДЖОЙС. Это будет не просто беда. Катастрофа!

НОРА. Это уже перебор. Еще один нищий ирландец за столом никак не может что-то изменить к худшему, потому что дальше просто некуда. Разве что крыша упадет и раздавит двух-трех гостей. Для них это будет катастрофа, но для остальных – удача, потому что выжившим достанется больше супа. Если, конечно, можно назвать мой суп удачей.

ДЖОЙС. Что-то нужно делать. Мы должны позвонить Хемингуэю и попросить не приходить.

ЛЮЧИЯ. А я так люблю мистера Хемингуэя. Он научил Эзру Паунда боксировать. Мне всегда хотелось это сделать.

НОРА. Научиться боксировать?

ЛЮЧИЯ. Нет врезать Эзре Паунду в нос.

ДЖОЙС. Я думал, тебе нравится Эзра.