Кроме того, психологи утверждают, что наша индивидуальная свобода полностью обусловлена тем воспитанием, которое мы получили в раннем детстве. Младенцами мы «проглатываем» своих родителей и затем тратим большую часть жизни на то, чтобы их «переварить». Мы поглощаем родителей целиком: начиная с их генов и кончая их суждениями. Мы поглощаем их ценности, их страхи, их настроения, их мировоззрение. [180]
Даже если мы и бунтуем против своих родителей, именно они обусловливают форму этого бунта. Их голоса постоянно звучат эхом внутри нас. Мы никогда не покидаем родной дом.
Психологи уверяют, что нас держит в оковах та личность, которая почти полностью сформировалась в наши первые годы жизни, задолго до того, как мы могли решить, кем нам хочется быть.
На фоне высокого мнения человечества о самом себе позиция Фрейда может показаться особенно унизительной для нас — что мы собой представляем, в значительной степени зависит от того, как нас приучали к горшку. Способны ли мы хоть в какой–то степени избавиться от укоренившихся в нас с ранних лет представлений о мире, часто столь ошибочных?
Как же много нитей привязывает нас к прошлому, к другим людям, к обществу; сколько же существует разных точек зрения на жизнь, и как много придумано противоречивых способов высвободиться из–под гнета предрассудков! Тома были написаны о том, как нас программируют, чтобы мы соответствовали общепринятым моделям общества, в котором мы живем. Даже то, что мы носимся со своей «свободой» и «индивидуальностью», может быть всего лишь следствием наших представлений о жизненных ценностях. Несколько лет назад антропологи–геологи со — [181] общили нам о гипотезе «географического детерминизма», согласно которой наше восприятие реальности формируется, по крайней мере частично, горами или равнинами, которые нас окружают.
Космические, геологические, биологические, психологические, культурные, политические факторы — все они формируют нас. И мы еще не упоминали о возможном влиянии прошлых жизней на нашу нынешнюю жизнь. По представлениям многих восточных школ философии, именно наши прошлые жизни определяют то, каковы мы сегодня. Так отчего же мы так уверовали в то, что являемся свободными и независимыми личностями, которые сами формируют свою судьбу и управляют собой? Способны ли мы доказать, что хоть в какой–то степени обладаем индивидуальной автономией или личной свободой? Наш даосский мудрец предлагает парадоксальный ответ, цитируя своего любимого Чжуан–цзы:
Большинство участников нашей группы заинтересовалось этой темой, касающейся человеческой свободы. Клоуны высовывают языки и начинают давать друг другу тычки, пытаясь доказать, что они вольны делать, что хотят. Один из философов замечает, что это их обычное поведение и поэтому оно предсказуемо. Во время этой потасовки дзэнский учитель случайно получает затрещину; он заявляет, что продемонстрирует свою свободу тем, что не будет реагировать на удар. В ответ этот мудрец получает еще один удар, нанесенный на этот раз вполне намеренно. Тем временем художник, жаждущий увидеть новые пейзажи и виды, замечает, что мы ходим по кругу и не можем ни к чему прийти.
Даосский мудрец говорит: «Мы не можем ни к чему прийти прежде всего потому, что полагаем, что мы куда–то идем». Услышав это, клоун ехидно спрашивает: «Но если [182] мы никуда не идем, тогда как мы здесь оказались?» На вопрос клоуна все отвечают дружным смехом.
Жизнь — слишком сложная штука, чтобы о ней разговаривать серьезно.
Зачем мы здесь?
Смысл жизни в том, что она имеет свой конец.
Современная мудрость гласит: «Жизнь — дрянь, и кончается она могилой». Эти слова могли бы стать первой строчкой двустишия, завершающегося такой строкой: «А почему, никто не знает». В чем же все–таки смысл жизни, которую мы должны прожить?