Безумная мудрость[Перевел с англ. С.Рысев]

Поэт, пишущий хайку, передает свой личный опыт, зачастую противопоставляя воспринимаемое миром и воспринимаемое сознанием, в стихах звучит определенная напряженность. Басе, родоначальник современных хайку, называет этот прием «удивительным сравнением» и описывает его такими словами: «…сознание исчезает, а затем появляется вновь».

Форма хайку, представляющая собой трехстишие, которое состоит всего из 17 слогов (японского языка), требует от поэта величайшей точности выражения.

Подобно японским или китайским картинам, выполненным скупыми мазками, поэт, описывая какой–то эпизод, вызывает у читателя определенное настроение всего лишь с помощью нескольких слов.

Капельки росы — это только капельки росы,
и все же,
и все же…

Исса

Один из самых любимых сочинителей хайку в Японии — Исса; как и святой Франциск Ассизский, он питал безмерную любовь ко всем живым существам. В своих стихах Исса часто обращается к птицам, зверям, насекомым.

Для вас, блошки,
ночь, наверное, такая же долгая,
такая же тоскливая, как и для меня.

Даже среди насекомых

кто–то умеет петь,
а кто–то лишен голоса.

Не убивай муху!

Смотри: она умоляет тебя,
выворачивая свои лапки!

Улитка, улитка,

забирайся же на Фудзи,
но не спеши, не спеши!

Исса и другие мастера хайку, подобно многим восточным поэтам–искателям, души не чаяли в природе, считая ее своим мудрым наставником. Они наблюдали за циклами жизни и смерти человека и других живых существ. Отсюда и традиция упоминать в какой–нибудь из строк о времени года. Ниже приведены несколько хайку, отражающих годичный природный цикл.

Люди то появляются, то исчезают
На этой весенней пустоши —
Зачем, хотел бы я знать?

Сики

Я поставил жаровню,
Но моя одежда, но мое сердце
Были далеки от нее.

Исса

Мои старческие уши;
струи летних дождей
льются по водосточной трубе
благодарности.

Бусон

Перелистываю
старый календарь —
как будто читаю сутру.

Бусон

Глубокая осень;
Мой сосед —
Как он поживает?

Басе

Глядя с крыши мира

Я смотрю на эту жизнь как на трюк фокусника

и сон.

Великое сострадание пробуждается в моем сердце

К тем, кому неведома эта истина.

Миларепа

Тибетский буддизм также дал миру нескольких великих поэтов–искателей, таких как аскет Миларепа, учивший трансцендентальной мудрости через свои песни–импровизации.

Миларепа жил в крайней бедности среди суровых и холодных Гималайских гор, муштруя себя и подчиняя себе стихию. Когда правитель, повелевавший соседними провинциями, отправил к Миларепе посланца с приглашением во дворец для аудиенции, Миларепа ответил отказом, сказав: «Я — тоже могущественный правитель — Вращающегося Колеса; правитель, купающийся в богатстве, нисколько не счастливей и не могущественней, чем я».

Миларепа все свое время посвящал обретению контроля над собственным сознанием и достижению полного просветления. Он знал, что мирские блага и удобства не имеют к этой задаче ни малейшего отношения. Так же как и религия со всеми ее священными писаниями. Вот его слова:

Приучив себя медитировать
Над Ускользающими Важнейшими Истинами,
Я забыл обо всем, что написано в книгах.
Приучив себя понимать смысл Бессловесного,
Я забыл, как нужно обращаться со словами.
Я забыл все символы веры и догмы.

Еще один святой дурак Гималаев — озорной тибетский подвижник Друкпа Гуньлэй. Его вызывающее поведение — это призыв к людям отказаться от всех религиозных формальностей и открыть себя миру. Говорят, что однажды он пришел в деревню, жители которой были очень набожными, поклоняясь всем божествам подряд. Гуньлэй [89] произнес перед ними длиннейшую молитву собственного сочинения. Вот небольшая ее часть: