Иэн не мог сказать, что Алексис захочет покинуть страну из-за боязни, что Джинна снова попытается убить её. По его твердому убеждению, Джинна, замыслив убийство мачехи, каким-то образом раздобыла цианистый калий и подсыпала его в банку со снотворным-плацебо.
Иэну показалось, что следующий месяц пронесся, как скорый поезд, мчащийся к месту назначения. Являясь центральной фигурой разворачивавшейся драмы, он испытывал любопытную отстраненность от мрачного ритуала. Впервые за многие годы Иэн казался человеком, находящимся в ладу с самим собой.
Как ни странно, в течение пяти недель, проведенных в камере Брикстона, он хорошо спал и не мог пожаловаться на отсутствие аппетита. Он даже набрал несколько лишних фунтов и с улыбкой сказал навестившей его Алексис, что рад тому, что скоро наденет тюремную робу.
– Если я буду поправляться такими темпами, – добавил Иэн, – ни один из моих костюмов не налезет на меня.
Она заплакала.
– Не понимаю, как ты можешь превращать это в шутку.
– Моя дорогая, – сказал он, – что ещё остается делать?
– Ты – истинный англичанин, – загадочно отозвалась она.
Ее участие было трогательным. Хотя Алексис, похоже, уже поверила в то, что он виновен, а не просто покрывает Джинну, она никогда не возмущалась его бесчеловечным поступком, не обвиняла его ни в чем. Возможно, она понимала, что виновна не меньше его.
Он никогда не любил её так сильно, как в течение пяти недель, проведенных в тюрьме Брикстон. Даже Джинне, регулярно навещавшей отца (отдельно от мачехи), не удавалось погасить его глубокую любовь к Алексис. Джинна отказывалась верить в виновность Иэна и продолжала настаивать на собственной невиновности.
– Значит, остаются только Харри и сама Алексис, – сказала однажды Джинна отцу. – Только они могли это сделать. Кто-то из них. Или оба вместе.
– Но, дорогая, это сделал я, – мягко напомнил ей Иэн.
В отличие от Алексис, Джинна не плакала. Она была полна решимости в конце концов добиться оправдания отца.
– Я сделаю это, – сказала она ему. – Вот увидишь, папа!
Даже Харри навестил его. Они оба испытали при этом неловкость и смущение. Иэн обрадовался, когда посетитель наконец ушел. Он показался Иэну неприкаянным, одиноким после жестокого и ничем не оправданного убийства его жены. Какими словами мог Иэн возместить столь трагическую потерю? Он даже не пытался это сделать. Это прозвучало бы, как насмешка.
Суд состоялся в знаменитом Первом зале "Старого Бейли". Поскольку Иэн признал себя виновным в убийстве (прокурор отказался квалифицировать преступление как неумышленное), присяжные не созывались. Присутствовали только хмурый судья, другие сотрудники суда, свидетели, родственники погибшей и обвиняемого, пресса и любопытная публика, следившая за делом по газетным публикациям.
Суд длился один час и двадцать минут.
Приговор был таким, какого ждал Иэн: пожизненное заключение.
Ему сообщили, что сначала он отправится в тюрьму Вормвуд-Скрабса, а оттуда будет переведен в место постоянного заключения.
Последним, что увидел Иэн, когда его выводили из переполненного зала, были заплаканное лицо Алексис и выражение непоколебимой решимости в глазах Джинны. За предшествующие недели он научился тотчас узнавать этот взгляд.
Ее ледяные глаза говорили о жажде мести.
ЧАСТЬ 5
ИСПАНИЯ – 1975
49
Пока я проходила через таможню, аэропорт Рабаса в Аликанте быстро пустел. Самолет, на котором я прилетела из Лондона, был заполнен пассажирами менее чем на половину.
Стояла середина октября. Прошло шесть месяцев после того, как Иэн был приговорен к пожизненному заключению за убийство Сары Маринго, и туристский сезон на Коста Бланка закончился. Я надеялась увидеть лазурное средиземноморское небо, однако Испания встретила меня хмурой, пасмурной погодой.
В первый момент я расстроилась, поняв, что точно то же самое оставила в Англии. Но прежде чем я прошла через стеклянные двери на обрамленную пальмами улицу, я почувствовала отчетливую разницу в атмосфере. Когда-то давно я много путешествовала и поэтому до сих пор считала себя знатоком аэропортов. В конце концов, они были частью моей профессии.
В Хитроу, несмотря на лабиринт из коридоров, отсутствовала таинственность. Повсюду виднелись ясные указатели, голоса звучали тихо, краски были неяркими. Там царили деловитость, бодрость, мужское начало, ощущались запахи сигаретного дыма и личных драм.
После четкой, вежливой, бесстрастной, невозмутимой Англии Испания показалась мне хаотичной, взбудораженной.
Мои опасения не имели никакого отношения к Иэну, который остался позади. Они были связаны с обогнавшим меня Харри. Вскоре после суда над Иэном он отправился в Испанию. Согласно нашему плану мне предстояло выждать шесть месяцев и затем присоединиться к брату. Эта идея принадлежала Харри, и хотя ожидание шло вразрез с моей нетерпеливой натурой, я в конце концов увидела практические достоинства его замысла.