Безумная парочка

– Ты всегда была ужасной лгуньей, – с восхищением произнес Иэн.

24

Когда Иэн вернулся к пяти часам вечера в «Энгадин» после двух восхитительных горнолыжных спусков (один он совершил утром, а второй днем, после долгого обильного ленча в «Корвиглия-клубе»), мой муж обрадовался, застав Алексис более спокойной и сговорчивой, чем она была утром, когда они расставались после завтрака.

Джинна сразу отправилась в свой номер, чтобы снять ботинки и оставить там снаряжение. Иэн сказал, что позвонит ей, как только они с Алексис решат, где они хотят выпить.

– Привет, дорогой, – сказала Алексис, поглядев на вошедшего мужа. Хорошо провел время?

– Восхитительно. Снег был безупречным. Просто великолепным.

Она наконец искренне улыбнулась.

– Я рада.

– А чем ты занималась весь день?

Алексис лежала в бархатном шезлонге с романом Агаты Кристи в руке, раскрытом на одной из последних страниц.

– Читаю об очередном расследовании мисс Марпл, – ответила она.

После пятнадцати лет совместной жизни Иэн знал, что его жена никогда не читала книг о мистере Пуаро – она почему-то не выносила маленького бельгийского детектива. Также он знал, что когда Алексис бралась за книгу о мисс Марпл, она прочитывала её до конца, не вставая с кресла.

– Я боюсь потерять нить повествования, – так она это объясняла.

Иэн снял лыжные ботинки и поставил их за дверью, чтобы их почистили к завтрашнему дню.

– Значит, ты вовсе не выходила из номера?

– Нет. Я совсем разленилась, верно?

– Все в порядке, если ты хорошо провела время, дорогая. Только это имеет значение. Сент-Мориц для того и существует, чтобы каждый делал то, что ему нравится.

Он налил себе щедрую порцию виски из полированного бара и выпил спиртное, сделав два быстрых глотка. Жидкость показалась ему приятной, теплой, она тотчас добралась до пальцев ног и задержалась там. Потом он развел огонь в камине и постоял спиной к нему. Его ноги вспотели под толстыми черными носками от дневной нагрузки. Он сменит носки после возвращения из бара, когда будет переодеваться к вечеру. Если бы он пожелал сменить носки сейчас, ему бы пришлось снимать с себя горнолыжный костюм, а потом снова надевать его. В это время полагалось появляться на людях только в горнолыжном костюме, так было принято.

Поступить иначе мог лишь человек, который, как Алексис, в этот день вовсе не катался на лыжах. На ней были красивый белый свитер, белые шерстяные шорты и толстые колготы. На губах Алексис горела помада её любимого темно-оранжевого оттенка. Перед выходом из гостиницы она наденет высокие сапоги из рыжей лисы, подходившие к её длинной лисьей шубы. Прикроет свои черные, как смоль, волосы, зеленой замшевой кепкой. Алексис всегда сообщала мужу, какие на ней цвета. Будучи дальтоником, Иэн воспринимал все цвета, кроме красного и синего, как различные оттенки серого.

Он знал, как долго она колдовала над своим обликом, добиваясь безупречной гармонии. Однажды в Лондоне, когда они опаздывали на прием, она попросила его достать из шкафа нефритовые серьги, и он случайно натолкнулся на составленный Алексис трехстраничный список. Там перечислялись все её наряды и их допустимые сочетания. Иэна восхитила подобная педантичность жены. Однако его возмущала холодная таинственность Алексис. Несмотря на многие прожитые с ней годы он до сих пор не понимал до конца свою жену. Возможно, поэтому не бросал её. Иэн, как и Алексис, любил загадки, но предпочитал сталкиваться с ними в жизни, а не в романах.

– Мы пойдем в бар выпить? – спросил он. – Я обещал позвонить Джинне, как только мы решим, где встретимся.

– В бар? – Ее большие темные глаза посмотрели куда-то вдаль, внимание Алексис уплыло в сторону от Иэна. – О, дорогой, я бы хотела немного подышать свежим воздухом.

– «Швейцерхоф»? Туда надо пройтись. Это пойдет тебе на пользу.

– Но ты же не выносишь «Швейцерхоф». Ты сам сказал это вчера. Это место кажется тебе – как ты выразился?

– Чересчур модерновым.

– Да, ты сказал именно так. Как насчет бара «Креста» в «Стефани»?

Иэн отпрянул от камина, словно пламя опалило его задницу.

– С Джинной? Ты в своем уме? Этот певец из Глазго непременно появится в баре «Креста».

– Из Эдинбурга, – поправила она Иэна, глядя на обрамленные розовой каймой темно-синие горы. – Он из Эдинбурга, дорогой.

– Мне плевать, будь он хоть кузеном Рейнера из Монако. Мне не нравится, чем все это пахнет, совсем не нравится. И я хочу, чтобы ты поддержала меня. Будет кстати, если ты согласишься со мной. Хотя бы на словах.

– Почему? Джинна никогда не прислушивается к моему мнению.

– Это только потому, что ты ей ничего не говоришь. То есть ничего важного. Не пытаешься воспитывать её.