Читаем Безумная (СИ) полностью

Оба мятые, не разглаженные — пьяные нытики. Им и на подоконниках сидеть-то не рекомендуется правилами безопасности, но на полу кегли опустошённых бутылок из-под чешского пива выступают адвокатами.

В телефонах не отвеченные Катерины, Дани, Мироны Дмитриевичи.

Внутри необъяснимое тепло (не от пива), такое было на похоронах бабы Веры, которые они смотрели издалека. Им не хватило сил, просто не хватило… быть ближе.

Сейчас сил не хватает только ей одной, будто она одна наблюдает за тем, как стёртая в прах старушка скрывается из виду в могильной ямке. И в момент скорби по живому Петьке, запершем себя в гробу женитьбы, она вспоминает бабу Веру; ей, наверное, было тепло быть перетёртым пеплом в сосуде.

Влада захлопывает крышку гроба.

Дом сносят к вечеру.

Под обломками бетонных плит погребена их любовь, в которую играл, увы, один.

***

Кино, вино и домино порно — все составляющие девичника Катерины.

Влада цедит вино и без стеснения смотрит на экран, где пальцы порноактёра пропадают в хлюпающем влагалище порноактрисы.

Катерина посчитала, что порнофильм неотъемлемый атрибут девичьих собраний; не какие-нибудь игры типа дартс и твистер, а лицезрение на большом экране влажных яиц и глубоких глоток залог успеха компактной вечеринки.

Какая пошлость! Отца на неё нет.

Александрова передвигает сигареты в пачке, сбиваясь со счёта. Она думает о том, почему приглашена участвовать в этом театральном фарсе, почему ещё не перестала пить вино и цеплять пластиковой шпажкой оливки.

Порно сменяется романтической комедией «Свадебный переполох». Лучше уж чужие гениталии на весь экран, чем сентиментальная муть.

Влада идёт курить.

Ночь стоит безветренной, лунной, звёздной. Луна — желток из разбитого яйца; звёзды — скорлупа.

Влада растягивается на шезлонге; Катерина устраивается в соседнем плетёном кресле. Они снова в несмешном шоу пародий на лучших подруг.

— Знаешь, я смотреть на папу не могла, когда он ходил в тату салон, — ночь откровений объявляется открытой; и все их разговоры начинаются и заканчиваются Мироном. — Он перевязывал руку бинтом и говорил, что порезался. Оказывается, он резался татуировочной машинкой. Ради тебя, — она утыкается подбородком в колени.

— Он её не свёл…

— Как зовут его новую пассию? — вопрос всплывает сам собой. Это страшит Владу. Но ответ должен успокоить.

— Кира. Она сказала ему «да», как только увидела тату. Вот смеху было. Я рассказала ей о тебе. Кира попросила передать тебе, что ты дура. Передаю, — фальшиво улыбается и притрагивается к сигаретам, не для покурить, занять руки.

— Ты не жаловала меня, чего теперь сокрушаться…

— Я ненавидела тебя за то, что заранее знала твой ответ на его «люблю, выходи за меня».

— Он не признавался мне в любви, — пятится назад, пятки упираются в высокий бордюр, через него не переступить, только пройти сквозь.

— Не дури. Всё было ясно, как божий день, — закатывает глаза — демонстрация голых белков внушает неподдельный ужас. — Только ты бесчувственная.

— По твоему велению, — столько оправданий, пора бы остановиться. — Мы просто трахались, пока не перегорели, — лампочки и те горят дольше; видать, они не спиралевидные сберегательные, а обычные грушевидные сороковаттки.

— Перегорела только ты.

И вправду один перегорел, а другой не догорел.

***

С самого утра в квартире Мирона Дмитриевича не протолкнуться.

Влада разминает затёкшие во время сна руки, допивает вчерашнее вино из заляпанного губами и пальцами бокала, изгоняет из ванной комнаты одну из подруг Катерины.

Настроение по нулям. В бокалах по нулям.

Она смывает с себя ночной пот и курит прямо в душе.

Кто-то осатанело стучит в дверь. Долго, назойливо, беспрерывно. Посылается нахер Владой без особых колебаний.

— Нихуя, — кто-то встречает её за порогом ванной, — ты резкая на поворотах, — пришпоривает её наспех составленной характеристикой первого впечатления к двери.

Он отдалённо напоминает Мирона. Только это его худшая из копий, если имеются ещё.

Он — воплощение мужского Армагеддона — пьян (перегарит в задымлённое «Винстоном» пространство ванной), небрит (трёхнедельная щетина окаймляет грубый, как нос ботинка, подбородок), голосист (хрипит криком в интервалах между словами).

— Мой брат сломал ногу, мне сказали, что эта информация тебе особенно пригодится, — посол «дружественного» рода Вишневецких выражается предельно ясно. — Ты будешь нашим представителем в больнице.

Кто бы сомневался, что он брат химика.

Она оказывается в западне «Дмитриевич».

За что?

***

Катерина варит кофе всем нетрезвым.

Свадебный макияж скрывает её бледность, затирает признаки нервоза.

Влада сталкивается с ней на кухне, становится в очередь за кофе. Получает по блату вне очереди (ибо представителям везде дорога), выходит на террасу под размасливающееся по небу солнце.

— Его сбила машина, — сдержано произносит Катерина, заходя следом. — Всего лишь перелом левой ноги и пара ссадин, — голос отяжелен горечью. — Решил делать подарок любимой, — Влада дёргается, — дочери, — Влада выдыхает.

— Я не поеду в больницу, Кать.

Воздух ещё недостаточно нагрет, чтобы вибрировать, но вибрирует от её слов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Нежелательный вариант
Нежелательный вариант

«…Что такое государственный раб? Во-первых, он прикреплен к месту и не может уехать оттуда, где живет. Не только из государства, но даже город сменить! – везде прописка, проверка, разрешение. Во-вторых, он может работать только на государство, и от государства получать средства на жизнь: работа на себя или на частное лицо запрещена, земля, завод, корабль – всё, всё принадлежит государству. В-третьих, за уклонение от работы его суют на каторгу и заставляют работать на государство под автоматом. В-четвертых, если он придумал, как делать что-то больше, легче и лучше, ему все равно не платят больше, а платят столько же, а все произведенное им государство объявляет своей собственностью. Клад, изобретение, сверхплановая продукция, сама судьба – все принадлежит государству! А рабу бросается на пропитание, чтоб не подох слишком быстро. А теперь вы ждете от меня благодарности за такое государство?…»

Михаил Иосифович Веллер

Драматургия / Стихи и поэзия