Безумная тоска

– Передать не могу, какое удовольствие – глубокое чувство внутреннего комфорта, будто я сам в себя погружен, очень телесное – иметь много денег. Когда у меня с собой несколько сотен и в банке десять кусков. Это как наркота.

– А сколько тебе хватит? – спросил Джордж.

– Интересный вопрос.

Еще интереснее было то, что ответа Берк так и не дал. Спустя какое-то время для Джорджа отсутствие ответа и стало ответом: точная цифра буквально была неизвестной, так как ни один человек не мог сказать, что конкретной суммы ему будет достаточно. Деньги были подобны зелью Цирцеи, песне сирен, магии Калипсо: попробуй, всего чуть-чуть, и окажешься в их власти. Как-то в колледже, на втором курсе, он флиртовал с девушкой в зоне отдыха на своем этаже, была весна, и теме денег в разговорах уделялось очень много внимания. Пик дурных семидесятых. От слова «дурь». Имели ли деньги реальную ценность. Джордж взял все, что у него было, около двадцати долларов, кое-что взял у знакомых, сел на металлическую плашку у служебного лифта и поджег сто шесть долларов. Люди как с цепи сорвались. Они с ума сходили от денег. Бумажная валюта для них ассоциировалась с некоей нравственностью – уроки американского общества. Деньги были нравственностью. В этом и был весь смысл. Зрелище преобразило их физически, они буквально корчились от бешенства. Больше всех неистовствовали дети из самых состоятельных семей. Будущие сраные юристы. Совершенно предсказуемые. Один из них заорал:

– Эти деньги можно было бедным раздать!

Джордж вытащил несколько купюр из огня.

– Вот. Хочешь их отдать неимущим? Пойдем, прямо сейчас. И я с тобой.

Парень развернулся и ушел.

– Ты даже словом с ними не перекинешься, не говоря о том, чтобы денег дать, – крикнул ему вдогонку Джордж.

О, сколько в нем было гордости. Сколько силы. Вот это сила – показать, что ты выше даже этого, выше смысла американской жизни. Уязвленный восторг, сжигание денег. Типа: вот вам, сукины дети, получайте.

В 1980-е в Нью-Йорке пробовали много чего нового. Очень много. Берк уже давно держал в голове название кафе: «Браун и Ко». Некоторые оспаривали разумность данного названия: Марина говорила, что коричневый – цвет смерти, перегноя, но Джордж чувствовал, чего хочет добиться Берк. Это он умел. На самом деле, несмотря на лойсайдовское[104] впечатление, которое сейчас производило кафе, с этими гиперболизированными предметами искусства и искромсанными кирпичными стенами, несочетающимися стульями и столиками из магазинов подержанной мебели, Берк стремился к комфорту и элегантности эдвардианских клубов. К названию «Браун и Ко» смело можно было добавить Импорт качественной провизии, учреждена в 1783-м. Истинная суть будущей сети крылась за этой идеей: место для отдыха образованных белых людей. До того, как под этим стало подразумеваться нечто неправильное, оставалось еще двадцать лет. Острым, насущным вопросом для их кафе была проблема современности, быстроты обслуживания, разнообразия и приспособляемости.

К востоку от Авеню Б был книжный магазин «Ни/ни». С большой площадкой для выступлений. Там вообще было много места, поскольку даже книжные ряды пустовали: продавались исключительно книги самиздата, отпечатанные вручную буклеты и комиксы по комиссионному договору. По вечерам там было очень темно, с трудом можно было различить текст, и множество желающих, у большей части которых совершенно отсутствовал талант, играли в подсобке свою музыку ни для кого. Джордж познакомился с парой, открывшей магазин. Живые, худые. Женщина была француженкой, носила колготки в сетку и ультрафиолетовые туфли на высоком каблуке. Джордж привел туда Берка, осмотреться. Вышло так, что в тот вечер плохой музыки не было: читал поэт, и читал хорошо, – Джордж уже видел его раньше в ABC No Rio. Читая последнее стихотворение, сонет, он поджег целую картонку спичек, поднял ее над головой и держал так, пока не отзвучали последние строки, а потом уронил на пол: погасли спички, угасли звуки. Джордж не мог не отметить, что дощатый пол был изношен, местами пробит, вокруг дыр стояли стулья, дыры вели в черную бездну, намекая, что в любой момент можно было провалиться в царство тьмы и крыс.

– Думаю, здесь стоит открыть кафе, – сказал Джордж. – Тут клево.

– Скукотища тут, – ответил Берк. – Что тут такого, чего нет у нас, на Авеню А? Проходимость меньше? Света еще меньше?

Джордж осмотрелся.

– Чулки в сетку?

– Ближе к сути, ближе к сути. Чулки и у нас есть. Не то чтоб нам не хватало чулок в сетку.

– Они не часть нашего наследия, – возразил Джордж. Он понял, чего ему хотелось: чтобы их сеть кафе была авангардной.

– Этот книжный авангардный, потому что здесь книг нет, – сказал Берк. – Кафе нелегко сделать по-настоящему авангардным, Джорджи. Придется отказаться от продажи кофе.

Если Берк говорил Джорджи, это значило, что он в приподнятом настроении. А настроение у него поднималось, если он кому-то отказывал.