Безумнее всяких фанфиков

Мо Исикава положила папку с «Чудо-ребятами» на розовое покрывало и взглянула в большое зеркало, висевшее в углу. В отличие от своей подруги Сэм Мо зеркала очень любила – пожалуй, даже слишком. В комнате у нее их было три, и Мо никогда не упускала возможности оглядеть себя, попозировать как Эми Эванс или, проходя мимо, сказать своему отражению «Привет, подруга».

Но в эту минуту Мо смотрела себе в глаза с очень серьезной и совсем не забавной целью. Она глубоко вздохнула и принялась декламировать речь, над которой работала три месяца. Мо уже столько раз повторяла ее, что намертво выучила наизусть, как Клятву верности.

– Пап, нам нужно поговорить, – сказала Мо. – Прости, что вот так застала тебя врасплох, но мы должны обсудить мое образование. Знаю, ты всегда мечтал, что я пойду в Стэнфорд, но после долгих раздумий я решила, что это не для меня. Я тебе не рассказывала, но после подачи документов в Стэнфорд я отправила заявку на программу писательского мастерства в Колумбийском университете. Меня приняли и туда тоже, и именно туда я собираюсь пойти осенью.

Она открыла папку с «Чудо-ребятами», вытащила письмо о приеме в Колумбийский и вместе с буклетами по программе выложила его на кровати, как бы показывая отцу.

– Я понимаю, почему ты считаешь, что писательство – профессия ненадежная, поэтому, чтобы ты не волновался, я планирую изучать и экономику. Прости, что не сказала раньше, но я знала, что ты расстроишься. Вступительный взнос я отправила и в Стэнфорд, и в Колумбию, чтобы было время набраться храбрости и все тебе рассказать, но дисциплины нужно выбирать уже сейчас, пока все места не заняты. Вот список дисциплин, которые я планирую изучать в первом семестре.

Поверх буклетов Мо положила список.

– Я не хочу жить, жалея об упущенных возможностях, и буду несчастна, если придется поступать в Стэнфорд и заниматься экономикой. Я писатель, пап, – это у меня в крови, и именно этому я хочу посвятить свою жизнь. Ты сам меня учил, что взрослые порой принимают непростые решения, и я надеюсь, что в этом ты увидишь зрелость мышления, а не отсутствие уважения к тебе. А теперь просмотри, пожалуйста, все материалы, что я принесла, и давай поговорим обо всем утром. Спасибо. Ну как тебе, Персик?

Мо тревожно оглянулась на своего серого кота, Персикона Картера, известного также просто как Персик. Он лежал на груде плюшевых животных в другом конце комнаты. Это были почти десять килограммов чистого презрения, и украшенный драгоценными камнями ошейник отлично подходил нраву кота. Персик смотрел на Мо так же, как всегда смотрел на людей – будто мысленно призывая их всех отправиться в пешее эротическое путешествие.

Мо привыкла к равнодушию Персика. Зеленые глаза кота были полны отвращения с тех самых пор, как его принесли домой из приюта – словно он с самого начала знал, что обязан своим существованием вымышленной паре из телесериала.

В принципе Мо догадывалась, что вряд ли существо, которое справляет нужду в коробку с песком, живет на одних рыбных консервах и спит по двадцать часов в день, глубоко за что-то обижено лично на нее. Но ей приходилось временами напоминать себе об этом и о многом другом – слишком часто она витала в небесах. Воображение Мо жило своей жизнью.

– Интересно, сильно ли папа разозлится, когда узнает, – размышляла Мо, расхаживая по комнате. – Формально он, конечно, не может меня заставить пойти в Стэнфорд. Но опять же формально за мой колледж платит именно он. Вдруг он просто не даст мне денег? Вдруг за Колумбийский придется платить со студенческих займов? А если после выпуска мне никто не станет платить за тексты? Как я потом из долгов вылезу? Да мне свои органы на черном рынке продавать придется!

С самого детства Мо страдала от РБВ (расстройства буйного воображения). Министерство здравоохранения США такого расстройства не признавало официально (потому что Мо сама его выдумала), но было оно таким же тяжелым и утомительным, как и любое другое.

– Хватит, Мо! – рявкнула она и влепила самой себе пощечину. – Отец не позволит тебе продавать органы ради колледжа. Ты ведь его единственная дочь – когда он постареет, тебе еще о нем заботиться. Боже, будь у меня брат или сестра постарше, не пришлось бы сейчас все это расхлебывать.

С другой стороны, в таком случае Мо вряд ли стала бы писателем. Именно жизнь без братьев и сестер пробудила в ней творческий пыл и обрекла на РБВ. Играть Мо было не с кем, и ей пришлось придумывать себе развлечения.

Например, когда Мо было два года, она сняла крышки со всех предметов в доме и спрятала в коробочке у себя под кроватью. Она сделала это лишь затем, чтобы позлить отца и посмотреть, как он все эти крышки ищет.

В три года Мо возлюбила зеркало. Одинокая малышка часами смотрела в него, разговаривала, корчила смешные рожицы самой себе. Зеркало было не просто листом стекла с ее отражением – оно открывало окно в другой мир, где жил ее двойник. Именно поэтому по сей день Мо не могла пройти мимо зеркала, не посмотрев себе в глаза или не сказав «Привет» – иначе ей казалось, что она предает старого друга.