Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии

Культурные ценности советской эпохи не включали стремления к материальному благосостоянию. Напротив, советская интеллигенция гордилась своей независимостью от материальных побуждений. Сегодня такая ментальность переживает частичное возрождение. Самым простым ее выражением выступает акцент на интеллектуальных успехах детей. 38-летняя Марина, жена состоятельного бизнесмена, похвасталась передо мной способностями своей падчерицы, дочери мужа от первого брака. Та заканчивает первый курс механико-математического факультета МГУ и получает государственную стипендию: «Для меня это просто невероятно. Она такая талантливая и старательная! Она поступила в университет своими силами!» Марина считает, что у ее падчерицы большие перспективы, возможно, на научном поприще.

Взросление наследников

Российские олигархи контролируют значительную часть национальной экономики, чей общий объем оценивается в 1,7 трлн долларов. Большой процент российского списка Forbes 200 находится в возрастном диапазоне от 50 до 70 лет – это моложе, чем в среднем по миру, но уже недалеко от порога старости. Эти люди будут главными действующими лицами в том, что, вероятно, станет самой крупной передачей богатства в мировой истории. Что делает российский случай уникальным, так это то, что речь идет о крупнейшей внутрисемейной передаче богатства, когда-либо происходившей в мире, учитывая, во-первых, небольшое количество участвующих в процессе людей, и во-вторых, временные рамки, в течение которых, вероятно, произойдет этот процесс.

Нигде больше в мире рыночная экономика не была под запретом так долго, как в Советском Союзе. Даже новым богатым китайцам есть у кого позаимствовать традиции преемственности – в соседнем Гонконге и на Тайване, а также у огромной китайской диаспоры, существующей во многих странах Юго-Восточной Азии.

В отличие от Китая, где переход к либерализации рынка происходил постепенно с конца 1970-х годов, капиталистические реформы в России в начале 1990-х годов были осуществлены резко и стремительно. Таким образом почти все российские миллиардеры и мультимиллионеры первого поколения столкнутся с проблемой передачи наследства одновременно. Масштабы этого проекта кажутся пугающими даже для его непосредственных участников.

Отсутствие семейной истории – одна из причин, по которой дети не спешат продолжать бизнес отцов. Другая причина – сомнительное происхождение богатства в мутные 1990-е годы. Тем, кто хочет основать династию, приходится учитывать риски, связанные с неустойчивым верховенством закона, уязвимой экономикой и необходимостью знакомить своих наследников с внутренними кругами и, возможно, теневыми деловыми практиками. В результате для многих богатых русских будет достаточно обеспечить своим потомкам комфортную роскошную жизнь, даже если это, скорее всего, лишит их надежды на то, чтобы основать династию.

По этим причинам всего треть респондентов в исследовании, проведенном Школой управления Сколково, рассматривала возможность передачи своего бизнеса кому-то из детей, а 55 % сомневались, что их нынешний бизнес заложит основу для семейной династии[320].

Российские СМИ любят писать об отсутствии предпринимательского духа у детей российских богачей. Они утверждают, что те слишком избалованы и самоуспокоены, что они предпочитают идти по пути наименьшего сопротивления, в частности полагаясь на кумовство, поэтому работают преимущественно либо в компаниях своих родителей, либо в компаниях их друзей[321]. Но мои интервью с молодыми респондентами показали, что это не всегда так. 24-летний Андрей, хотя и сделал оговорку, что, возможно, является исключением, сообщил мне, что испытывает затруднения с обоснованием своего привилегированного положения:

Я всегда чувствовал себя некомфортно. В конце концов, я ведь живу на чужие деньги. С одной стороны, можно сказать себе, что ты сын своего отца, поэтому имеешь право на всю эту роскошь. Но я-то понимаю, что эти деньги заработал не я, и единственная причина, почему я заслуживаю этих денег, – это то, что у меня такой отец… На самом деле это абсолютно неприемлемо.