У Потерянного Гарольда, пьянчуги, околачивавшегося около транспортного терминала Юнион-стейшн, прихватило сердце. Он жил отшельником, поэтому прошло три дня прежде, чем его тело обнаружили в груде картонных коробок, которые он называл своим домом. Утопленником, насколько Хокинс помнил, оказалась женщина — молодая девушка, — пролежавшая в воде долгое время до того, как какой-то неудачливый парень, совершавший утреннюю пробежку по берегу, не разглядел ее за деревьями.
— Мои записи чисты, док, — сказал он, снова сосредоточившись на дородном старике. — Я не убивал сына Трейнора.
— Но кто-то же убил, — резко ответил док. — И многие решили, что признание Мэнни Уайта — это уж слишком для алкоголика, который прожил на улице двадцать лет и уже в десять утра не мог связать ни слова.
Хокинс понимал это. Несмотря на благодарность за признание Мэнни Попрошайки, он с трудом мог представить, что старикан набрался ума до такой степени, чтобы кого-то убить. По словам Мэнни, он действовал не один — что делало историю еще менее правдоподобной, но наркодилера, которого Мэнни назвал соучастником, так и не нашли. Учитывая, что вскоре после этого Мэнни умер от рака, второй убийца, скорее всего, скрылся навсегда.
Через пару лет после освобождения Хокинса, когда они с Диланом накопили приличное количество связей — благодаря правительственной работе, они навели кое-какие справки, пытаясь взять расследование под свой контроль, но к тому времени дело было засекречено сильнее, чем деятельность уличных парней с Колфакс-Авеню…
Ну, оно действительно было чертовски засекречено.
— Она купила галерею Сьюзи Тусси на Семнадцатой, — сказал док. — Около месяца назад об этом писали все газеты: дочка сенатора Деккер возвращается в Денвер.
«Ну и ну, — подумал Хокинс. — Просто праздник».
Он знал Сьюзи Тусси. За последние пару лет он купил у «Тусси» пару произведений искусства: картины и скульптуру. Галерея находилась всего в нескольких кварталах от Стил-Стрит в ЛоДо, и именно там новоиспеченная свояченица Куина Йонгера устраивала завтра вечером свою первую большую выставку. Дилан тоже купил у «Тусси» несколько картин.
Но Дилан на свидания со Сьюзи не ходил.
А вот Хокинс ходил — до того, как они случайно наткнулись на Крида в баре «Лэраймер-Свер». Как только Сьюзи взглянула на «мальчика их джунглей», Хокинс стал историей. Сьюзи была милой, они приятно проводили время, но он не мог бы сказать, что скучал, или что Крид не оказал ему услугу, перехватив Тусси.
Катя Деккер никак не попадала в ту же категорию «легко нажито — легко прожито». Ее украли из его жизни, и каждый день, проведенный в тюрьме, он тяжело ощущал эту потерю. И чувство это не отпускало его слишком долгое время после освобождения.
— В последнее время я не часто бывал в городе, — сказал Хокинс, запоминая полученную информацию, хотя был уверен, что Дилан уже проверил все связи Тусси. Видимо Катя пожертвовала на аукцион картину, вероятно, именно Олега Генри, которого помогала выносить на сцену.
— Галерея всего в двух кварталах от места, где нашли тело Трейнора.
Иногда тон дока вынуждал Хокинса прищуриться.
— Ты намекаешь, что это сделала она?
— Ну, кто-то же сделал, — повторил старик. — Кто-то, кроме Мэнни Попрошайки и наркодилера, которого никто в ЛоДо никогда в глаза не видел.
Может быть, мысленно согласился Хокинс. Он сам думал об этом тысячи раз, но кто бы ни был убийцей, королеву выпускного бала точно можно было исключить из списка подозреваемых.
Он снова скользнул взглядом в смотровую. Когда он оставил ее той ночью, она спала и казалась совершенно измотанной. Любовь, вспыхнувшая между ними, была безумной, такой адски горячей. Воспоминания о ней преследовали его — ведь в его распоряжении было целых два года, проведенных за решеткой, чтобы припомнить даже мельчайшие детали.
Хокинс выругался. Вскоре при воспоминании о произнесенном слове рот его скривился в усмешке: да, этим самым они тоже часто занимались. В их последнюю ночь он показал ей разницу между сладкой любовью, которую они делили между собой, и той гранью, к которой он действительно мог ее подвести.
В конце концов, они оказались на полу душевой кабинки. Она в изнеможении, постанывая, прижималась к нему, а он молился, чтобы не схватить чертов сердечный приступ в девятнадцать лет. Она была так прекрасна: лежала обнаженной в его объятьях, мокрые заостренные ресницы опустились на щеки, быстрое и тихое дыхание касалось его груди, кожа покраснела. Прижимая ее к себе, он знал: дойди он хоть до края вселенной — все равно не найдет зрелища красивее. И он отдал ей свое сердце.
Неудачная, неудачная Неудача Деккер. Она положила конец его жизни, но Джонатана Трейнора не убивала, ни в одиночку, ни в сговоре с Мэнни Попрошайкой.
— Это не она, док, — сказал он, веря в ее невиновность с той же силой, что и в свою. Кто бы ни всадил пулю в мозги Трейнора, он вдобавок вкатил ему в кровь такую дозу наркотиков, что одно это уже остановило бы сердце. Пистолет так и не нашли, но игла валялась в переулке рядом с телом парня — отпечатков пальцев на ней не обнаружили.