Безумно холодный

Свет из открытой двери разливался по его лицу, тенями обозначая линии его лица, квадратные углы челюсти, которая казалась тяжелее, чем ей помнилось, прямые темные полоски бровей, серьезность взгляда — и самый потрясающий рот на свете. По крайней мере, так ей казалось тринадцать лет назад, когда она была молодой и наивной.

В Браун-Палас с наивностью он справился меньше чем за неделю.

Румянец разлился по щекам, и ей пришлось признать, что за исключением страха, вины и беспокойства о том, что произошло в Ботаническом саду, она, по крайней мере, должна была чувствовать хоть капельку смущения при встрече с ним.

Да, это была прекрасная смесь ощущений: страх, вина, беспокойство и ступор.

Увидев, что он спустился с заднего крыльца клиники дока и направился к машине, она поблагодарила Бога за то, что ей уже не восемнадцать.

Он скользнул за руль и бросил взгляд в ее направлении.

— Как твоя голова? — спросил он.

— Лучше. Спасибо.

— Док сказал, что дал тебе аспирин.

— Две таблетки и ибупрофен. — О, просто идеально, так вежливо. Вежливой она могла быть все ночь напролет. Это относилось к тому же списку, что извинения — списку навыков выживания в обществе.

— К старости он стал слишком консервативен. Если хочешь что-то посильнее, я могу достать.

— Нет. Спасибо. Я в порядке. — И она была в порядке, по большей части. Ужасная головная боль чуть отступила, визжащая из последних сил паника перешла на более низкий уровень, превратившись в управляемый гул. Кристиан Хокинс был вежлив, а она была в порядке, и все было идеально. За исключением ада, разверзшегося на аукционе, и того, что по какой-то причине двое мужчин, вероятно (что было маловероятно), работающих на министерство обороны, оказались на вечеринке, и один из них (просто невероятно) — бывший угонщик машин (с которым у нее когда-то был роман), попавший в тюрьму за убийство ее бывшего парня.

— Отлично. Я рад, что тебе лучше, — сказал он.

Ох, батюшки. Больше вежливости и придумать было сложно.

Сделав очередной глубокий, успокаивающий вздох, она приготовилась произнести слова искреннего раскаяния, нечто, окрашенное приобретенной нелегкими годами мудростью, касаемо печальных ошибок юности — и, да поможет ей Бог, она бы выплеснула все, если бы в этот момент он не завел этот монструозный мускулкар, вынудив ее быстро сменить приоритеты. Одной рукой она вцепилась в дверь, другой — в сиденье, вложив в хватку все имевшиеся в распоряжении силы.

Хокинс снова скосил на нее глаза и заметил, с какой яростью она вцепилась в ручку двери — аж костяшки пальцев побелели. Винить ее было не в чем. Поездка из Ботанического сада получилась дикой, но он о ней не сожалел. Учитывая новости, которые сообщил Дилан, скорость их передвижения была не выше необходимой.

— Пока ты была с доком, я поговорил со своим партнером. Он дал добро на возвращение домой. Они с твоим секретарем будут ждать нас в галерее. — Теперь она должна почувствовать себя в большей безопасности, ведь от встречи со своим слабаком-бойфрендом ее отделяла лишь пара минут.

— Значит с Алексом все хорошо? — Она повернулась на сиденье, встревожено посмотрев на него. — Он не ранен?

— С ним все в порядке. Он очень беспокоится о тебе.

Облегчение мгновенно смягчило черты ее лица, хотя рука, сживавшая ручку двери, так и не расслабилась.

— Он самый большой невротик в мире, все время кудахчет надо мной. Конечно, именно поэтому он так хорош в своей профессии.

Кудахчет? Так про бойфренда не говорят. Вот про соседа — да.

— Ты сказал ему, что со мной все хорошо? — спросила она.

— Мой партнер сказал, — заверил он. «Сосед. Такой же гейский, как и его шмотки», — решил он, исподтишка снова посмотрев на нее. Ни один нормальный гетеросексуальный мужчина не смог бы делить с ней спальню в платоническом смысле — об этом он судил на основе собственного опыта. Месяц, проведенный с ней в Браун-Палас, стал увлекательным путешествием в бескрайнюю страну девушек и их девчачьих вещей. Ему нравилось все: шелковые лифчики, свисавшие с крючков для полотенец, белье, выстиранное вручную, восемь видов лосьонов, бусы, заброшенные на зеркало, куча духов — каждый на свое настроение, секс в душе — все эти чувственные ощущения, усиленные теплой влажностью и замкнутым пространством ванной. Правда, еще больше ему нравилась кровать и открытое окно, через которое в комнату залетал ночной летний бриз, обдувавший их обнаженную кожу.

Следовало признать: в девятнадцать лет его мозги были сосредоточены только на одном, но теперь все изменилось. Все остальные мысли настойчиво требовали уйти с этого порочного пути — уйти и держаться от него подальше.

Он откашлялся.

— В Саду был ранен только один человек. — Даже и не ложь, на самом-то деле. Смерть была одной из травм, которую мог получить человек.

— Кто?

— Я пока не знаю имени, — сказа он, переключаясь на задний ход. — Ты была с кем-нибудь знакома на этом аукционе?