Безумное такси

И внезапно почувствовала своим суперчувством - там, за спиной, по другую сторону кровати, кто-то находится. Она ощущала этого человека позвоночными нервными окончаниями: расслабленное дыхание, мир, спокойствие в душе. И надежда в сердце. Необходимо повернуться, Лиля очень не любила, когда кто-то становился у неё за спиной. Слабовато, конечно, но получается. Вот он...

Милое знакомое лицо: курносый нос "туфелькой", широкие скулы, ямочка на подбородке и брови вразлет под челкой из густых темно-русых волос. Родное лицо брата - Толик Поняков сидел на стуле у её кровати в накинутом белом халате, скрестив на груди руки и уронив почти на них подбородок. Он спал с закрытыми глазами, цвет которых понемногу уже стал вымываться из её памяти временем. Еще бы - пять лет разлуки, затем пятнадцатиминутная встреча в баре на окраине Краснодара, и ещё пять лет. Итого десять. А можно ли назвать разлукой последнюю пятилетку, когда они работали на одну и ту же фирму и периодически находились друг от друга на расстоянии протянутой руки? И ни один из них не подал её другому. Толик, ясно, по неведению. А она-то, она что же? По-прежнему считала его первопричиной всех бед в распавшейся в одночасье семье? Ничуть не бывало - она уже не та соплячка, которая искала тогда крайнего, виновного во всех её бедах, включая выход на трассу в качестве "плечевой". И нашла "стрелочника"в лице того, кто был ей в то время ближе и роднее всех. Тогда почему же Лиля не бросилась Толику на шею в ту минуту, когда узнала, что его бригада работает на её спонсора и любовника Рахматуллу Ниязова, ныне Романа Юрьевича Боровикова?

Именно поэтому! Боровиков встал между ними той самой, черной тенью отца Гамлета ещё в тот самый памятный день, когда он и его телохранители увезли Толика с окровавленной головой в неизвестном направлении. А она, Лиля, ни словечка не молвила в защиту последнего из их рода мужчины. Потому что ненавидела в то время его всеми внутренними органами и желала, да! желала ему самой мученической смерти, какая существует на свете. Господи, какими же дурами бываем мы в неполное совершеннолетие!

Пять долгих лет Лиля боялась показаться на глаза своему брату. Но часто, очень часто брала у Боровикова машину и отправлялась к объекту, на котором работала бригада Понякова. Особенно впоследнее время, когда парни переехали в Мытищи - совсем рядом. Там она подолгу простаивала неподалеку от стройки, подняв затемненное стекло машины, и любовалась его высоким накачанным телом, исполняясь огромной гордости за близкого человека и горечи от непроизнесенных вовремя слов извинения в его адрес. Потом так же тихо уезжала.

Никто в фирме не знал о том, что здесь, рядом, работает её брат. Никто, кроме главного прораба компании Николая Афанасьевича. Однажды он ехал на объект бригады Понякова и неподалеку от него увидел странную картину: правая рука шефа, Лилиана Викторовна, рыдает на обочине трассы, завалившись прямо в придорожную траву. А неподалеку стоит черный "БМВ" шефа. Естественно, Афанасьич не такой человек, чтобы пропылить в своей коробке мимо человеческого горя, пусть человек будет хоть трижды голубых кровей. Поэтому, остановив свой "Фольксваген" рядом, он подошел и тронул её за плечо.

- Лиля, вам плохо? - только идиот будет человека в подобном состоянии разбирать по имени-отчеству.

Реакции, которая последовала незамедлительно, Афанасьич вряд ли мог ожидать, а тем более предвидеть: непосредственный руководитель вдруг бросилась ему на грудь и, заливаясь горькими бабьими слезами, поведала историю, потрясшую душу этого повидавшего виды человека до самого основания. Естественно, не открывая настоящей фамилии шефа. Это и понятно не Боровикову же было исповедоваться этой затерянной в людской массе, нежной еще, непосредственной натуре! А Афанасьича на стройке уважали все даже приблудные собаки, отиравшиеся рядом с объектом в обеденный перерыв в ожидании остатков от рабочих "тормозков".

- Ну не могу я к Толику подойти после того, что пороизошдло тогда в баре! - рыдала грозная начальница, по-девчоночьи уткнувшись лицом в грудь. И дорогущая рубаха прораба, словно промокашка, покорно впитывала её слезы.

- Не реви, тут подход нужен, - Афанасьич тем не менее не спешил отлучить её от своей рубахи. - А хочешь, я подойду и все расскажу Толику?

- Ни в коем случае! - у Лили даже слезы моментально просохли. - Эх, ты, я тебе как хорошему человеку...

- Все, молчу, - покорно прижал к груди руки прораб.

И молчал, страдая за них двоих. До того самого дня, когда Лилю прямо от рынка увезли к Склифу. Тогда Афанасьич поехал в Мытищи.

- Здравствуй, Лялька! - сказал Толик, улыбаясь. И открыл глаза.

- Откуда ты узнал, что я смотрю на тебя? - спросила Лиля.

- Почувствовал твой взгляд. Мы же все-таки не чужие, - он глядел на неё с такой откровенной жалостью, что Лиля испугалась. И рассердилась одновременно.

- Прекрати меня разглядывать, словно мумию Тутанхамона! Я знаю, что выгляжу не лучшим образом, но не настолько же, чтобы справлять тризну по моим останкам. Лучше раскажи, как и где живешь сам.