Безумное танго

– А вы слышали? – шепнула Феврония побелевшими губами. – Партию какую-то завел, майки бесплатные раздает. Портретов своих понавешал: видели, может? Серые такие, огромные, он там с какой-то теткой и пузатым мужиком. Тоже небось вроде него, распутники. Молодые нынче ведь глупые, спаси бог, поверят ему.

– То-то и страшно, – угрюмо кивнула Варвара Васильевна. – То-то и опасно… Вот если б всем на свете эту кассету показать, по телевизору-то, небось бы живо эти майки поганые с себя сорвали, да выкинули, да плевать бы ему вслед стали! А рассказать кому – не поверят, чтобы такое оказалось правдой.

– Да, – вдруг спохватилась матушка Феврония. – Инга просила кое-что передать Алёне на словах. Очень важное!

– Говори. Я передам.

– Нет. Инга просила – непременно Алёне. И еще говорила: все, что на пленке, – точь-в-точь как правда. Наяву, говорит, было именно так, даже еще хуже. Только я не поняла, что это значит.

Варвара Васильевна неодобрительно на нее покосилась. «Да где уж тебе! Вот оказалась бы я там, рядом с Ингой, я б из нее все повыпытала, все досконально повызнала бы!»

– Ничего, – зловеще сказала она, кончиками пальцев пытаясь подцепить кассету и вытащить, но проклятущий «видак» крепко держал добычу. – Где надо, там поймут!

Матушка Феврония нажала на какую-то кнопочку, и кассета выехала прямо в руки Варвары Васильевны.

– Вы что хотите делать? – спросила монашенка с тревогой.

– Как это что? – грозно сверкнула глазами Варвара Васильевна. – В милицию идти!

– В милицию?! – Матушка Феврония опять взялась класть кресты на себя и на новую знакомую. – Да как же… да что же…

И вдруг выпрямилась, отчаянно махнула рукой:

– Пошли! Нет, поехали! Я ж на машине.

Через пятнадцать минут «Газель» с трафаретом «Выксунская православная женская обитель» свернула в проулок близ Советской площади, где находился райотдел милиции. Стоявшие на крыльце с любопытством уставились на женщин, которые выскочили из фургончика. Одна была высокая, худая старуха с седыми легкими кудрями и грозным выражением лица, другая – монашенка во всем черном, испуганно прижимавшая к груди газетный сверток и периодически вскидывавшая ко лбу руку, как если бы ей каждую минуту хотелось перекреститься, но она не решалась.

Еще больше удивились любопытные, когда и монашенка, и старуха враз всплеснули руками и кинулись к девушке в рыжем шарфике, которая в эту минуту вышла из дверей отделения.

Последовала короткая, но бурная сцена. Даже при желании невозможно было что-то понять, все трое говорили разом, слышались только отдельные выкрики:

– Кассета… Инга… враг рода человеческого… понести наказание… наш гражданский долг… – причем старуха и монашенка тянули девушку к дверям, а она изо всех сил оттаскивала их от входа в отделение.

Когда наблюдатели решили, что дело вот-вот дойдет до рукоприкладства и придется вмешаться, три женщины вдруг схватились за руки и дружно ринулись вниз по ступенькам к черной «Газели», на ветровом стекле которой раскачивались многочисленные образки.

Тамара Шестакова. Июнь 1999

Итак, Роман сбежал. Все яснее ясного: он ее бросил.

Напиться, что ли, с горя?

Тамара открыла холодильник и достала бутылку «Нижегородской». Бутылка уже устала ждать, когда ее откроют. Сначала, пока дома был Олег, Тамара ходила к Роману в мастерскую, да и потом, когда сын уехал, – тоже. У него все не хватало времени забежать, она «забегала» сама, когда женское одиночество становилось вовсе уж невыносимым. Как сегодня, например.

На звонок к общей двери вышел не Роман, а толстый неряшливый дядька. Тамара испуганно сказала, что, наверное, тут какая-то ошибка, ведь она нажимала на кнопку «В. Логунов»…

– Это я и есть В. Логунов, – сказал дядька. – А вы кто?

– Я к Роману, – постаралась ответить она как можно спокойнее. – Он, кажется, у вас мастерскую снимает? Мы договорились насчет картины…

– Н-да? – хмыкнул дядька. – Ну и вкус у вас! Впрочем, дело хозяйское. Только вот беда: нету Ромки. Больше он тут ничего не снимает.

Тамара растерянно моргнула:

– Но как же… А картина?

– Картина, корзина, картонка! – весело сказал Логунов. – Все это он собрал и перевез на новую квартирку. Да вы что, не знали? Уже полгода, как он квартиру купил, знаете, в этих домах с мансардами, да никак свои вещички перевезти от меня не мог. И вот неделю назад свалил наконец отсюда. Правда, он велел своим девкам адрес не давать, но вы ж не какая-нибудь из его потаскушек, вы дама почтенная, к тому же картину купить хотите, вам я скажу.

Тамара покрепче взялась за косяк.

Толстяк что-то говорил – она не слышала. Механически кивала, потом достала из сумки блокнот, ручку и протянула ему. Он вытаращил глаза, но написал что-то на свободной странице и вернул блокнот. Тамара опять кивнула как заведенная и двинулась вниз по лестнице, с трудом нащупывая ступеньки.

Сзади щелкнул замок, и силы мгновенно оставили ее. Прислонилась к перилам, незряче глядя вниз. Вдруг вспомнилось, как шла по этой лестнице первый раз, думая: «Идеальное место для самоубийства!»

Ну, еще чего не хватало!