Безумные дамочки

Симона вспомнила, как открыла дверь и увидела на полу Беверли и Роберта.

— Да, и я тогда хотела покончить с собой.

— Покончить? Я бы убила их.

— Кого их?

— Любого, кто обидел меня. Поздновато думать о том, чтобы убить Дэвида, но если бы он был жив и я знала то, что мне сейчас рассказали… — Она потрясла кулаком. — Я бы так грохнула этого сукиного сына.

— А почему его? А не миссис Сверн? Ты же на нее сердишься.

— Я была дурой. Какой же я была дурой! Когда об этом думаю, я… — Она подозвала официанта. — Еще один двойной коньяк, пожалуйста.

Симона взяла сандвич с тунцом и луком и задумалась, каким окажется в постели Стив Омаха. Художники не славятся тонкостью и искусностью в любви. Она надеялась, что он не кончит сразу. От этого на стену лезла, а Нью-Йорк кишит такими одноминутными мужчинами. Она как раз ценила Роберта за то, что ему нужно было время, он умел сдерживаться. Большинство не умеют и не хотят. Они так озабочены своей карьерой и карабканьем по лестнице успеха, что на все остальное им наплевать. Творческие люди меньше торопятся. У них мозги не заняты встречами с продавцами, клиентами и прочей белибердой. У нее как-то была короткая связь с девятнадцатилетним художником. Только он кончал, как у него снова вставал. Был неловким, но чего ждать от девятнадцатилетнего парня?

— Дэвид любил меня, — сказала Лу. — Я это знаю. И он бы женился на мне, если бы не его жена. Мне все равно, что она сейчас говорит. Может говорить что угодно. Дэвид уже не возразит. Ей кажется, что он любил ее и не хотел развода, но я лучше знаю. Он чувствовал себя слишком виноватым, чтобы просить о разводе. — Лу прикончила вторую порцию коньяка. — Он чувствовал вину из-за сына.

— Какого сына?

— Ты не знала? Я думала, что в любой конторе люди знают все.

— До сих пор и я так думала, — откликнулась Симона, думая, что надо возвращаться к доктору Хокеру, иначе будут неприятности, но у нее не было ни малейшего желания провести остаток дня в созерцании мозолей и вросших ногтей. Может, ей позвонить Гарри и сказать, что так расстроена, что не может сегодня работать, она отработает этот день на следующей неделе (или лишний раз трахнется в откидном кресле).

— У них был сын, он умер при рождении. Что-то связанное с кровью. После этого они боялись заводить детей. А вдруг умрет и следующий? Врач сказал, что на это существует один шанс из тысячи, но они слишком боялись.

— Я об этом не знала.

— Это было очень давно. Дэвид старался не вспоминать об этом. — Лу бросила на Симону извиняющийся взгляд. — Извини за инцидент в туалете. Мне не следовало давать волю рукам. Но зачем ты это сделала? Зачем ты рассказала Дэвиду обо мне и Питере?

— Мне было так жаль его.

— Жаль? — закричала Лу, и люди вокруг в удивлении оглянулись на нее. — Если жаль человека, то не бьешь его по яйцам.

— Я не думала, что на него это так подействует. Мистер Сверн был очень несчастен, и я решила, что, узнав о тебе, забудет все, и ему станет легче. Он так любил тебя.

— Правда, любил? — робко спросила Лу.

— Просто боготворил. В магазине все об этом знали. И гордился тобой. Ты бы видела, как он хватался за каждый номер «Тряпья», если в нем была твоя статья! Если видел ее там, то весь день сиял от счастья.

Лу закурила, улыбнулась и прислонилась спиной к дешевой пластиковой стене кабинки.

— Она лгала. Раньше у него никого не было. Она из ревности хотела меня уязвить. Ты не слышала, был у него кто-нибудь раньше?

— Не знаю. Я недолго работала. Меньше года.

— Но ты бы знала о слухах. Знаю я все эти конторы.

— Я ничего не слышала, — искренне сказала Симона.

— Конечно, нет. Потому что ничего не было. Никого не было. Она лжет. Как лгала Дэвиду о своем здоровье. Ты ее видела. Она тебе показалась больной женщиной?

Симона едва не сказала, что Дэвид Сверн тоже выглядел здоровым, но решила промолчать и отрицательно покачала головой.

— Она здорова, как лошадь, — продолжала Лу. — Она переживет всех нас, эта жуткая женщина. В последние годы Дэвид не мог спать с ней. У них были раздельные спальни. Она допекала его все время и чего добилась?

— Попробуй забыть об этом, — сказала Симона. — Тебе же хуже становится. Забудь. Думай о будущем. О Питере.

— Питере?

— О Питере Нортропе.

— О Питере? — недоверчиво переспросила Лу. — О чем ты говоришь? Ты же не думаешь, что после этого я могу…

Теперь, в свою очередь, удивилась Симона.

— Ты же не виновата в смерти Дэвида. При чем здесь ты, если у него оказалось слабое сердце?

— Глупая, у Дэвида сердце было не слабое. Он умер из-за того, что его разбили. — Лу закрыла лицо руками. Браслет от «Картье» сверкал в лучах лампы. — Я его убила! Я!

Мужчины по соседству перемигнулись и заказали еще по кружке пива.

После звонка доктору Хокеру Симона позвонила Роберту Фингерхуду, который писал шестьдесят четвертую страницу своей диссертации.