Безумные дамочки

— Она спрашивает, как вам нравится Манхэттен, как здоровье детей. Она думает, что вам надо привезти их в Солт Лейк Сити на Рождество, иначе они забудут, что у них ест бабушка.

— Она пишет о мистере Нортропе?

Маргарет продолжала читать.

— Да. Она пишет: «Дорогая, я должна предостеречь тебя против развода. Как ты знаешь, я никогда не была в восторге от Питера, но брак — в руках Господних, и это все очень не просто».

— Хватит. Выбрось в корзину.

— Вы не хотите услышать о вашем брате Говарде?

Говард всегда был любимчиком матери.

— Попробую угадать, — сказала Беверли, закрывая глаза. — Он баллотируется на пост председателя городского совета.

— Нет, в законодательное собрание штата.

— И ни слова о том, как человек может жить после кружка онанистов.

Маргарет стояла перед высокой, белой и голой Беверли, стараясь не смотреть на рыжие волосы в паху. Беверли пришло в голову, что Маргарет, наверное, всегда видела только голых негритянок.

— Миссис Нортроп, может, вы оденетесь и ляжете в постель? Вы плохо выглядите, мэм.

Беверли подняла белую батистовую рубашку и надела через голову. Ее затрясло, потом озноб прошел, зато охватил жар. Эти переходы от жара к холоду длились часами, тело изнемогало от этой борьбы, и даже когда приступ мигрени проходил, она чувствовала себя истощенной.

— Может, вы оставите бутылку здесь, миссис Нортроп?

— Нет. Между прочим, Маргарет, как твой зуб? Я о дырке во рту.

— Стало как-то пустовато.

— А у меня такая жизнь, — улыбнулась Беверли.

— Счастливые дни вернулись! — заверещал попугай.

Беверли улеглась в постель с бутылкой виски и включила электроодеяло. Ее так трясло, что едва не опрокинула открытую бутылку. Она была на две трети полна, и Беверли подумала, что сказал бы Питер, если бы постель пропахла виски. Тихо зазвенел бледно-зеленый телефон у кровати.

Беверли сняла трубку.

— Привет, — сказал Йен. — Как себя чувствуешь?

— Сижу дома и пью.

Йен весело рассмеялся. Типичная реакция англичан на неприятные известия.

— Не хочешь пообедать со мной? — спросил он.

— Сегодня понедельник, — удивилась Беверли. — Это не наш день, дорогой.

— Нет, — снова засмеялся он. — Я говорю об обеде. Давай. Тебе станет легче.

— Мне станет легче после другого.

— Я вот что собираюсь сделать. Я закажу столик на двоих в «Граунд Фло» на двенадцать тридцать. Ты придешь?

— Я бы лучше трахнулась.

— Сегодня нет времени, дорогая. У меня будет жуткий день.

— А на обед время есть?

— Я хочу кое-что обсудить с тобой, — терпеливо ответил он.

— Можем обсудить это в постели.

— Дорогая, ты же знаешь, что я этого не люблю. И мне кажется, тебе надо немного поесть.

Вот этого Беверли хотела меньше всего, но ей было любопытно, о чем думает Йен.

— Двенадцать тридцать, — сказала она.

Положив трубку, сообразила, что не следовало в таком состоянии соглашаться на встречу. Она не сумеет одеться, подкраситься и пересечь порог дома. Если бы удалось соснуть, ей стало бы лучше, но страдающие мигренью лишены этого удовольствия. Беверли от безысходности разрыдалась.

— Это несправедливо, несправедливо, несправедливо.

Цветастые простыни промокли от слез. Она глотнула виски, передернулась и снова задумалась о том, чего хочет Йен. В прошлый четверг он был озабочен не только возвращением Питера, но и тем, что Беверли не собиралась выгонять его.

— Нельзя же жить с человеком, которого терпеть не можешь, — сказал Йен.

— Наоборот, так можно жить вечно.

— Я тебя не понимаю, Беверли.

— Женишься, поймешь.

В дверь тихо постучали.

— Входи, — сказала Беверли.

В проеме показалась голова Маргарет.

— Миссис Нортроп, давайте я что-нибудь принесу. Чашку чая? Или настоящий завтрак?

Маргарет недавно высказала озабоченность отсутствием у Беверли интереса к пище.

— Знаешь же, что я не могу есть, когда болит голова. Но чашку чая можно. С медом и побольше лимона, пожалуйста.

Лимон — это хорошо, может, хоть тошнота прекратится. Больше всего болело над левым глазом. Правый еще могла раскрыть, но левый не подчинялся, как будто его проткнули ножом. Она поставила бутылку на пол и выключила электроодеяло. Холод исчезал, по телу начала разливаться приятная теплота. Когда Маргарет вернулась с подносом, Беверли дико потела.

— Спасибо, Маргарет. Ты оптимистка.

Рядом с чаем Маргарет положила тонкую гренку (как любила Беверли) и большую порцию консервированных абрикосов.

— Гренки хороши при тошноте, — отметила Маргарет, закрывая за собой дверь.