Безумные дамочки

Она кончила первой и так сильно, что едва не умерла. Еще содрогающийся в конвульсиях труп. Затем пришел черед Роберта, он задергался в ритме урагана, а из губ раздалось только одно слово: «Убийство».

Они были настолько поглощены собою, что не услышали, как открылась входная дверь, не увидели, как вошла Симона в черном дождевике и замерла посреди комнаты. Глаза у нее застыли, и из холодной руки выскользнул ключ.

— Добрый вечер, друзья, — по-французски сказала она через секунду.

Они чуть не потеряли сознания от неожиданности, когда снизу глянули на Симону с раскрытыми от удивления ртами.

Беверли отчаянно искала, чем бы ей прикрыться, но ничего не нашла и просто перевернулась на живот, закрыв лицо руками и думая, как ей выпутаться из этой ситуации.

— Симона?! — наконец выдохнул Роберт. — Какого черта…

— Я звонила, но ты не отвечал. Я зашла за своим феном. ПАСКУДНЫЙ МЕРЗАВЕЦ!

И статуя ожила, слезы заструились по лицу Симоны, она взяла ключ и швырнула в лицо Роберту, но промазала и попала в большой белый зад Беверли.

— Ой! — вскрикнула та в ковер.

Рыдая навзрыд, Симона вылетела из квартиры и так хлопнула дверью, что чучело совы едва не слетело с подставки.

Беверли села и взглянула на Роберта.

— Меня никогда в жизни так не унижали.

Роберт озадаченно кивнул.

— Теперь я всегда буду снимать трубку, какие бы бредовые вопросы ни задавала мне мать.

— Ты знал, что у нее остался ключ?

— Я об этом не думал. Ужас какой.

— Если для нас это ужас, то каково сейчас Симоне? Уже на следующий день ты с другой женщиной, да еще со мной!

— Заявиться сюда без предупреждения! Не важно, звонила она мне или нет. Какая чушь! Если бы я не растерялся, то открутил бы ей голову.

— Не злись на нее. Она тебя до сих пор любит.

— Любит?! — заорал Роберт. — Ты смеешься? Она любит свой фен и накладные ресницы. Я же знаю эту французскую шлюху лучше тебя!

— Наверное.

— Завтра же сменю замок. Бог знает, сколько ключей она сделала. Этой истеричке нельзя верить.

— Может, ты сейчас поджаришь мясо? — предложила Беверли. — А я оденусь.

Она взяла одежду, сумочку и пошла в ванную приводить себя в порядок. Руки у нее тряслись, когда натягивала трусики, чулки и причесывалась. Беверли с удивлением обнаружила, что еще нет девяти часов. Невероятно, за столь короткое время произошло столько событий, что она до сих пор не могла прийти в себя. Наверное, нужно стыдиться того, что сделала, но Беверли не раскаивалась, наоборот, была довольна собой. Роберт ее хотел, и она его удовлетворила. Что в этом предосудительного? Приятно сознавать, что красивый мужчина тебя хочет. Пусть стыдно будет Симоне за то, что она так мало значила для мужчины, которого любила, раз он столь быстро нашел другую женщину. Наверное, самый большой позор для женщины, думала Беверли, что там ни говори, это когда ее не желают.

Роберт прекрасно приготовил мясо и подал к нему отличное вино.

Беверли не думала, что так голодна, сделав первый глоток. Она ничего не ела с утра, кроме половинки грейпфрута с маленькой маслиной. Беверли сказала Маргарет несколько недель тому назад, что помимо черного кофе на завтрак можно подать только стакан томатного сока или половинку грейпфрута, как предписывала диета военнопленного. Маргарет ревностно исполняла этот приказ, хотя сама весила за восемьдесят килограммов и не собиралась садиться ни на какую диету, тем более на диету военнопленного.

Вот бы видела меня сейчас Маргарет, подумала Беверли, поглощая мясо с сыром и запивая их вином. Маргарет была бы счастлива узнать, что война окончена, всех военнопленных отпустили кормиться по домам.

Только Беверли собиралась похвалить мясо, как раздался телефонный звонок. Они нервно переглянулись.

— Что? — сказал он в трубку, и на лице появилось выражение крайнего недоумения. — Никуда не уходи. Будь на месте. Мы сейчас будем.

Положив трубку, он сказал:

— Симона пыталась покончить с собой.

Беверли положила вилку и вспомнила о Ди-Ди.

— Это серьезно?

— Не знаю. Она бормотала, как идиотка. Поехали.

Когда Беверли хватала сумочку и натягивала плащ, она думала, что, может быть, сегодня полнолуние, раз вечер так переполнен событиями.

Они услышали лай Чу-Чу, когда вошли в дом на Пятьдесят седьмой, и побежали на третий этаж, где жила Симона. Дверь была открыта. Они миновали холодную гостиную, лающего Чу-Чу и нашли ее в ванне за занавеской с астрологическими рисунками. Она лежала обнаженной в ванне, заполненной на несколько сантиметров. Симона свернулась, как эмбрион, лицо распухло от слез, но, если не считать легкой дрожи, выглядела подозрительно спокойной. Вода слегка розовая, а в мыльнице блестела безопасная бритва.

— Симона, — склонился над ней Роберт, — покажи мне запястья.

Симона покорно подняла руки. На запястьях были легкие порезы и засохшие капельки крови. Она сосредоточила взгляд на Беверли, но в ее глазах ничего не отразилось.

— Все будет в порядке, — сказала Беверли, размышляя, что если эта история попадет в газеты, то ее жизнь будет уничтожена.