Безумные короли. Личная травма и судьба народов

В 1730 г. при испанском дворе стало известно, что решил отречься король Сардинии. Королева и её советники серьёзно обеспокоились, что Филипп попытается последовать его примеру (хотя сардинский монарх отказался от престола, чтобы жениться на своей любовнице). Они пытались сказать Филиппу, что отречение сардинского короля показывает, что он на самом деле сошёл с ума. Но к августу 1732 г. Филипп ещё раз слёг в постель, не вставал даже, чтобы поесть, разговаривал только с самыми близкими слугами и не разрешал стричь ни волосы, ни ногти. Кин сообщал герцогу Ньюкаслу 17 октября 1732 г., «что сейчас здесь нет совершенно никакого правительства или хотя бы его подобия, ибо он уже двадцать дней не встречается ни с министрами, ни с духовником, и поэтому нет никаких официальных сообщений».

К Пасхе 1733 г. появились признаки возвращения разума. Фердинанду удалось уговорить отца побриться, сменить бельё и принять рвотное. К лету английский посол мог сообщить, что «король продолжает заниматься делом, так что правительство опять работает регулярно, а что касается его здоровья, то я никогда не видел, чтобы он выглядел бодрее или больше говорил». Однако это было временное явление. Двор сам был расколот интригой, так как королеве не нравилось то влияние, которое её пасынок Фердинанд начинал приобретать над королём. «Я так думаю, — замечал неутомимый английский посол, —

что она хотела бы избежать этого обращения к принцу, но король, вероятно, давно уже привык к слезам королевы, и они его больше не трогают, а слёзы принца ему внове и произвели впечатление. Кроме того, судя по предосторожностям, которые она принимала, чтобы помешать кому-нибудь приближаться к покоям, нет сомнений, что она хотела добиться силой того, что король наконец согласиться сделать; и чтобы получить полномочия поступить таким образом, разумно было испробовать все другие и убедить самого принца в необходимости уговорить короля позаботиться о своём здоровье».

Его возвращение к здравому смыслу было кратким. В начале 1738 г. о нём говорили как о «помрачившемся в разуме». Он оставался молчаливым и замкнутым, хотя время от времени крики из его покоев выдавали бред. «Это должно закончиться отречением», — ещё раньше Кин сообщил английскому министру герцогу Ньюкаслу, но Филипп решительно оставался королём, целиком зависимым от своей жены. «Когда он удаляется к обеду, — снова рассказывал Кин герцогу Ньюкаслу 2 августа 1738 г., —