Хотя молодой семинарист получил известность благодаря певческому голосу и первое время тому, что регулярно посещал службы, семинария не произвела на него впечатления, если не считать строгости распорядка, что усилило его растущий антиклерикализм. «Он, — как указывалось в рапорте инспектора, — непочтительно разговаривал с инспекторами. Вообще ученик Джугашвили груб и непочтителен с начальством и систематически отказывается кланяться одному из учителей». Постепенно он потерял интерес к работе и перестал заниматься, а привлекла его радикальная политическая пропаганда. Позже он утверждал, что именно из-за этого он был исключён из семинарии в 1899 г., но более вероятно, что это случилось из-за его неявки на экзамен. Возможно, характер богословского обучения в семинарии, неукоснительное насаждение веры при помощи зубрёжки Сталин распространил и на своё принятие, а позже на распространение марксистской диалектики.
Его детство породило в нём глубокое неприятие не только власти, но и окружающей среды, в которой он вырос. Он был грузином, который так полностью и не избавился от грузинского акцента, но, может, из-за бессознательного желания отомстить своей стране за то, что она плохо с ним обошлась, он не сочувствовал Грузии и безжалостно подавил национальное восстание в 1921 г. Может быть, его чувство неполноценности усугублялось его физической непривлекательностью, так как он был маленького роста, не больше 5 футов 4 дюймов, и изрыт оспинами. «Его последующее поведение, — как утверждал недавно один из написавших, —
отражало бессознательное и иррациональное желание снять напряжения, вызванные ущербным нарциссизмом, проистекающим из „чрезвычайного различия в его отношениях с жестоким агрессивным отцом и фанатически любящей матерью“, что сделало неизбежным „внутренний конфликт“… (Он) боготворил и ненавидел себя. Первое он воплотил, создав культ собственной личности. Со вторым он боролся, установив царство террора, вынеся ненависть наружу, особенно против тех, кто пробуждал в нём скрытый гомосексуализм».
Такое объяснение может показаться гипотетическим и необоснованным, но остаётся весьма вероятным, что его отношение к своим соратникам объясняется не столько его приверженностью марксизму, сколько тем, что он пережил в детстве и отрочестве.
Его возвышение от пропагандиста левых взглядов и политзаключённого до секретаря партии и, таким образом, фактически, если и не номинально, главы государства после смерти Ленина — это исторический факт. Как только он приобрёл власть, власть, которая компенсировала все неприятности первых лет жизни, он оказался хладнокровным, эгоцентричным, безжалостным, независимым политиком, деспотом по отношению к своим оппонентам. Бухарин замечал:
«Он даже несчастен от того, что не может уверить всех, даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, самая человеческая в нём черта, но уже не человеческое, а что-то дьявольское есть в том, что за это самое своё „несчастье“ он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его… это маленький, злобный человек, нет, не человек, а дьявол».
Сравнивая его с Лениным, Борис Бажанов утверждал, что тогда как оба обладали маниакальной жаждой власти, Сталин, наверное, стремился к власти, как Чингисхан, не утруждая себя такими рассуждениями, как «А зачем она нужна, эта власть?».