Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Дальнейший скачок по дороге вниз к видимому психическому расстройству произошёл в 1564–1565 гг., когда, из-за растущего недоверия к своим собственным придворным, царь оставил Москву и удалился в монастырь в Александровскую слободу, в середине дремучего леса, в 70 милях к северо-востоку. Отсюда он написал в столицу, обличая господствующие классы, и светские, и духовные, и обращаясь за поддержкой к простому народу, защитником которого теперь себя называл. Его уговаривали вернуться, он внял мольбам и к февралю 1565 г. снова был в Москве. Хотя ему было только тридцать пять лет, он выглядел стариком, почти совсем лысый, с торчащей тонкой бородкой; в гневе он имел обыкновение рвать на себе волосы.

Теперь он узаконил то, что фактически было царством террора, даже если террор преследовал политические цели. Он писал князю Курбскому:

«То, что ты писал о наших будто бы жестокостях, то ты писал и говорил ложь. А сильных в Израиле мы не убивали, и порогов церковных кровью мы не обагряли. Мы казнили только предателей. До сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем… Вы же всегда хотите стать моими властителями и учителями, словно я младенец. Мы же уповаем на Божью милость… и помимо милости Божьей, милости Богородицы и всех святых, не нуждаемся ни в каких наставлениях от людей, ибо не годится, властвуя над многими людьми, спрашивать у них совета».

Чтобы осуществить свою политику, он создал армию личных телохранителей, опричнину, которая подчинялась только ему. Опричники были ранним вариантом тайной полиции, министрами страха, которые имели право безнаказанно пытать и грабить, представляя собой государство в государстве. «Он разделил свои владения, — комментирует Шаховской, — данные ему Богом, на два куска… и он приказал (людям) в другом куске насиловать и убивать (людей) в этом куске».

Ещё раз царь уехал из Москвы и возвратился в Александровский монастырь, который он превратил в крепость. Здесь его жизнь состояла как будто из переходов от оргий беспробудного пьянства к тому, что казалось искренним раскаянием. Ибо, выслушав крики пытаемых, он в раскаянии клал земные поклоны, молясь за тех, кого изувечил и убил. В полубогохульной пародии на религию, в некоторых отношениях напоминающей будущие выходки Петра Великого, он и его сподвижники ходили из камеры пыток в часовню — Иван в роли настоятеля, князь Вяземский — казначея, зловещий Малюта (младенец) Скуратов, одетые в чёрные рясы под шитыми золотом одеяниями, отороченными куньим мехом, при этом царь «сиял от удовольствия».

Его семейная жизнь стала ненадёжной и бурной, подчёркивая его эгоцентричность, неустойчивость и маниакальный темперамент. После смерти первой жены он женился на черкесской красавице Марии, дочери князя Темрюка, но вскоре ему надоела её безграмотность и дикость. После того как она умерла 6 сентября 1569 г., он 28 октября 1571 г. женился на Марфе Собакиной, дочери новгородского купца, но она умерла через две недели, 13 ноября, до того, как брак завершился интимными отношениями. Согласно другой версии, её смерть была вызвана необузданной сексуальной страстью со стороны царя, но больше похоже на правду, что она уже была серьёзно больна во время свадьбы. В этом случае, как и во многих других, невозможно отделить вздорные слухи от реальных фактов в жизни Ивана. Четвёртой женой царя стала Анна Алексеевна Колтовская, но она ему надоела, и он сослал её в Тихвинский монастырь, где, как сестра Дарья, она благополучно прожила ещё пятьдесят один год. Может, из всех жён Ивана ей повезло больше всех.

Затем, вопреки церковным законам, он, без одобрения церкви, женился на Анне Васильчиковой, но она вскоре исчезла, и её заменила Василиса Мелентьева. Василиса, менее разумная, чем царица Анна, завела любовника, князя Ивана Девтелева, который впоследствии по приказу царя был посажен на кол под окнами царицы, после чего она волей-неволей отправилась в монастырь. Когда царь обнаружил, что его седьмая жена, Мария Долгорукая, досталась ему не девственницей, он в ужасе и гневе велел утопить её на следующий день. Его восьмой и последней женой была Мария Фёдоровна Нагая. Более неудачливый и похотливый, чем английский король Генрих VIII, и даже менее счастливый в детях, оставшихся от его браков, он так и не был счастлив в семейной жизни после смерти своей первой жены.