Читаем Безумные короли. Личная травма и судьба народов полностью

Тем временем опричники обеспечивали покорность царской воле. Это новое дворянство, навербованное из всех классов, было поставлено над законом с правом выполнять лишь царские приказы. «Чем больше их ненавидели люди, тем больше им доверял монарх». И в самом деле, ему доставляло личное удовольствие наблюдать казни своих врагов или даже участвовать в них. Князя Михаила Воротынского, который успешно сражался против татар, приговорили за колдовство и секли хлыстом на столбе между двумя кострами, в которые, по не вполне достоверному свидетельству враждебно настроенного Курбского, Иван сам подбрасывал дрова.

Одинаковая судьба постигала и отдельных людей, и целые города. Подозревая, что жители важного торгового центра Новгорода, приблизительно в 3000 милях к северо-западу от Москвы, хотели отделиться, царь разграбил город и поубивал жителей, многих из которых просто бросили в почти замёрзшую реку. Никто не мог безнаказанно противиться его воле. Городского архиепископа Леонида сначала зашили в медвежью шкуру, а затем насмерть затравили собаками. Когда митрополит Филипп выразил смелый протест против тиранической политики Ивана в откровенной проповеди в Успенском соборе Кремля 22 марта 1568 г., опричники отомстили за своего хозяина, схватив его во время службы; он был сослан в Отрочский монастырь, где его в его келье задушил Малюта Скуратов. С этого времени Иван проводил политику жестокого устрашения.

Жителей Пскова постигла судьба, схожая с новгородской. Даже те из царских советников, кого он только подозревал в сговоре с его врагами в Польше, Турции или Крымском ханстве, не избежали расправы. Хранитель государственной печати Иван Висковатый был вздёрнут на виселицу, а члены царской свиты по очереди отрезали от него куски тела, Малюта Скуратов начал с уха. Казначея Никиту Фуникова заживо сварили в кипящем котле.

Нельзя отрицать, что политика террора приносила свои плоды, и она не прекратилась, когда царь решил распустить опричнину в начале 1570-х гг. Был ли террор просто средством выполнить определённые политические задачи, добиться эффективной и централизованной системы правления, что можно сказать на только об Иване, но и о Петре и Сталине? Или здесь присутствовал дополнительный компонент? Не было ли это, кроме того, индивидуальным отражением личности, которая в основе своей была глубоко расстроенной и которую в наши дни назвали бы психопатической?

После своей болезни в 1553 г. Иван казался глубоко неуравновешенным человеком, временами неуравновешенным на грани безумия. Его чувство личной незащищённости, его основополагающее недоверие, даже к тем, кто был ему особенно близок, его садизм, его неуправляемые приступы гнева говорят о глубоко нездоровой личности. Кстати, после болезни царь пристрастился к потреблению ртути, которая постоянно кипела в котле у него в комнате специально для него.

Не может быть сомнений, как и показала в последствии эксгумация его тела, что он был отравлен ртутью, и это, вместе со слабым здоровьем и предрасположенностью темперамента, приводило его ко всё большей неуравновешенности. Говорили, что у него был рассеянный церебральный сифилис или сифилис клапана аорты, и в его личности есть особенности, которые как будто вполне соответствуют такому диагнозу; имея в виду его сексуальную распущенность, нет ничего удивительного, если именно эта болезнь отравила его личность и в конце концов погубила. Были ли проблемы Ивана по происхождению органическими или психологическими, события его жизни привели к углублению психического расстройства, идущего от детских лет, усугублённого болезнью 1553 г. и в конце превратившего умелого, умного государственного деятеля в подозрительного и жестокого тирана.

Он давно уже выглядел старше своих лет, высох и сгорбился, длинные седые волосы беспорядочно свисали с лысины на плечи. Особенно его потрясла смерть сына и наследника, в которой он сам был виноват. В 1581 г. он набросился со своим посохом на третью жену своего сына Елену Шереметьеву, когда она была беременна, потому что, по мнению Ивана, она была неблагопристойно одета. Она упала, а потом у неё случился выкидыш. Когда её муж возмутился тем, как отец обошёлся с его женой, Иван обрушился на него и нанёс смертельную рану. После смерти сына царь испытывал тягчайшее чувство вины, в горе бился головой о его гроб, а потом потерянно бродил по коридорам дворца в тщетных поисках сына.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги