«Пьяный синод» стал постоянной характерной чертой царского двора. В 1715 г. Пётр смотрел, как потешного патриарха, восьмидесятилетнего маразматика, женили на молодой вдове. Когда Зотов умер через шесть лет, в 1721 г. была придумана специальная церемония, чтобы отпраздновать и выборы его преемника, Бутурлина, и женитьбу на вдове Зотова. Царь, который слышал легенду о так называемой папессе Иоанне, придумал то, что он считал забавной шуткой для определения пола двух главных действующих лиц. Были изготовлены сидения со специальными отверстиями, через которые Пётр и другие участники могли рассматривать интимные органы потешного патриарха и его жены. Царь схватил Бутурлина за гениталии с криком «У него дырка!». В ходе последовавшей оргии так называемые кардиналы сидели в специально построенных ложах, и обязаны были пить ложку водки каждые четверть часа всю ночь. Когда рассвело, царь сопровождал полуголую девушку, «принцессу-аббатису», которая несла корзину с яйцами. Каждый из пьяных кардиналов целовал аббатисе груди, а потом брал яйцо, которым голосовал за патриарха. В награду за свою службу Бутурлину разрешили свободно пользоваться царскими погребами и жильём в Москве и Санкт-Петербурге.
Трудно сказать, насколько всё это проливает свет на психологию Петра и насколько это имеет значение. Возможно, что подобными выходками Пётр просто хотел воспротивиться тому, что он считал лицемерием русской церкви, или даже, в соответствии с русскими стандартами того времени, всего лишь от души веселился. Важно, до какой степени такое «веселье» включало насмешки над старыми, простодушными и безвредными людьми. Может, это отражает даже более скрытый невроз.
Тёмные стороны психики Петра, возможно, сильнее отразились в насилии и жестокости, с которыми он расправлялся с противниками. Когда в 1689 г. он заподозрил, что замышлялся заговор против его власти, в котором была замешана его единокровная сестра Софья, он приказал отрубать заговорщикам руки и ноги, прежде чем их поднимали на эшафот и обезглавливали, и кровь их капала на труп главного заговорщика Ивана Милославского. Через три года, после восстания стрельцов, он лично выполнял роль палача, умело отрубая топором головы… Он любил смотреть, как пытали людей и секли женщин.
Его отношение к своему сыну и наследнику Алексею, в некоторых отношениях понятное, подчёркивает его психопатический характер. Алексей был сыном Петра от первого брака на Евдокии, особе, которая Петру быстро надоела и была отправлена в монастырь. Кое-кто предполагал, что у Петра были гомосексуальные наклонности, ибо, очевидно, царь так боялся спать один, что если у него не было женщины, он заставлял ложиться с собой дневального. Такие случаи говорят не столько о гомосексуальных наклонностях, сколько об основном его неврозе. В конце концов он завёл себе постоянную подругу, немецкую служанку Екатерину, которая перед этим была любовницей царского фаворита Александра Меншикова; впоследствии он короновал её как царицу.
Сын Алексей принёс своему отцу глубокое разочарование, так как во многих отношениях был полной противоположностью всему, что так нравилось Петру. Он сравнивал своего сына с рабом из Евангелия, который закопал свои таланты в землю. Алексей отличался традиционной религиозностью и завёл друзей среди монахов и других критиков отцовской политики. У Алексея не было ни таланта, ни склонности к военным свершениям. Отец заставил его жениться на пышной немецкой принцессе Шарлотте Брауншвейгской, но царевич ею пренебрегал. Когда жена его умерла, он страстно привязался к финской служанке Ефросинье.
Пётр пригрозил Алексею, что он или должен исправиться, или его надо отрезать, как гангренозную конечность. Алексей, в страхе перед отцом, пообещал, что откажется от права наследования, если ему позволят стать монахом. Наконец, в августе 1716 г. царь, который был с визитом в Копенгагене, потерял терпение и предъявил Алексею ультиматум, чтобы он либо выехал к нему, либо немедленно уходил в монастырь. В отчаянии Алексей, в сопровождении своей любовницы Ефросиньи, переодетой в мужское платье, бежал в Вену, где он попросил убежища у императора, а в конце концов оказался в Сент-Эльмо около Неаполя, где к нему приехал посланник его отца Пётр Толстой, который уговорил его вернуться в Россию. Алексей несколько наивно поверил, что ему разрешат жениться на своей любовнице и отказаться от своих прав. Его арестовали и предали суду, на котором он выдал, среди других, свою мать, которую отправили в более суровый монастырь; царь приказал, чтобы её любовника Глебова посадили на кол в меховой шубе, чтобы продлить его мучения на морозе русской зимы. Алексей получил 40 ударов кнутом и в результате умер.
Как мы объясняем поведение Петра? Может, оно не нуждается в объяснениях, поскольку талант его бесспорен, а приписываемые ему жестокости ни в коей мере не являются необычными для того века или страны, в которых он жил. И всё же трудно отрицать в характере Петра существование тёмных, стихийных нервных приступов.