- Кинжальчик волшебный. Когда держишь его в руке, с тобою говорят боги.
В толпе захихикали, но как-то не очень весело. Люди знали, что боги приглядывают за этим местом и иногда проявляют себя самым странным образом. Почему бы какому-то божеству и не заговорить с помощью кинжала? Улронт вопросительно посмотрел на Пилиаса.
- …Э-э… со мной не сработало, Хранитель.
- Ладно. - Улронт вновь повернулся ко мне. - Если Кайрику понадобился кинжал, каким образом простой нищий смог помешать ему?
- Я спрятал его. - Воистину, пока все складывалось наилучшим образом. - Под одеждой.
- И Кайрик попался на эту уловку?
- Попался, - ответил я. - Он ведь оставил меня в покое.
- Понятно. - Улронт закатил глаза, а потом хмуро посмотрел на Пилиаса. - В следующий раз, брат, не будь таким наивным.
- Он вовсе не наивен, Хранитель, - вступил в разговор лекарь. - Не знаю, что там случилось с этим нищим, но о своих ранах он говорит правду.
- Как это? - Хранитель «Кайринишада», задавший вопрос, с поразительным проворством оказался рядом со жрецом. - Что ты хочешь этим сказать?
- Взгляни сюда. - Лекарь указал на мой живот. Сквозь порванную окровавленную рубаху было видно, что ужасная дырка на моем животе успела затянуться как по волшебству. - Это самая тяжелая из его ран, но она почти полностью исчезла, А вот в остальных случаях магия Огма оказалась бессильной.
- Да хранит нас Переплетчик! - прошипел Улронт. Хранитель попятился на несколько шагов вместе с остальной толпой. Рядом с носилками остались только Теторил, жрец, воин, Арфистка и мои носильщики. Вид у всех был обеспокоенный. - Значит, он испытал Прикосновение?
- Какое такое Прикосновение? - поинтересовалась Арфистка.
- Я настолько близок к Огму, что мои руки приобрели чудодейственную силу, - объяснил жрец. - Я смог бы поднять этого человека из мертвых, но я не способен залечить его раны. Он испытал Прикосновение чего-то всесильного… и очень порочного. Вот почему магия Переплетчика не подействовала.
- Не только поэтому. Наверняка он один из Преданных Кайрика! - Хранитель «Кайринишада» схватил меня за пояс и поднял с носилок. - Мы должны немедленно от него избавиться!
Он нырнул в боковую дверцу, и я сразу понял, что он намерен сделать. Изловчившись, я уперся руками в края прохода и не отпускал, хотя чувствовал, что ногти вырываются с мясом.
- Всемилостивейший Хранитель, умоляю, не позволь ему швырнуть меня в пропасть!
Лекарь, и его помощники кинулись мне на помощь: схватили меня за плечи и принялись тянуть обратно на дворик, но мой похититель крепко держал меня за ноги и тянул сквозь дверной проем.
- Гвидион! - закричал Теторил. - Прекрати немедленно!
- Этот нищий уже пытался однажды украсть книгу!
- Книгу? - заверещал я. - Да я даже не умею читать!
Пилиас вывернул большой палец Гвидиону, и воин тут же меня отпустил. Жрец с помощником повалились на землю, а я упал прямо на них. Мы все трое так и лежали, пока Теторил и Пилиас не загородили нас от охранника.
- Гвидион, ты здесь гость,- произнес Первый Чтец. - Если ты не можешь это запомнить, то тебя попросят уйти!
Тут вперед выступил Улронт, всегда готовый защитить свои полномочия.
- Это решать мне.
- Прошу прощения. - Теторил посторонился, освобождая место для Улронта, но все же не спускал глаз с Гвидиона. - Я просто хотел напомнить об этом Гвидиону, пока он не швырнул Мухтара вниз, лишив тебя возможности с ним побеседовать.
- Побеседовать? - Улронт нахмурился.
- Ты с самого начала был прав, как доказали раны нищего,- ответил Теторил.- Кайрик действительно бродит перед крепостью, и только Мухтар может рассказать нам, что он там делает.
Сердце у меня упало в пятки, ведь я уже все им рассказал о Кайрике, что мог. Не зря, видно, говорили, что ревность сделала из Улронта отличного инквизитора. Он мрачно кивнул, принимая совет Теторила, и повернулся, чтобы взглянуть на меня. Я сразу понял, что проведу всю ночь в компании Хранителя, не имея ни малейшего шанса отыскать «Кайринишад».
К счастью, калиф никогда не гнал с улиц своего города сумасшедших. Я часто наблюдал за их странным поведением, особенно во время припадков, которые начинались у некоторых при малейшей провокации. Они закатывали глаза так, что виднелись только белки, руки и ноги у них скрючивало, они начинали трястись и метаться, прикусывали собственный язык, изо рта у них шла пена - в таком состоянии их ничего не волновало, хоть жги их каленым железом, хоть выставь перед ними самых первых красавиц.
Я изобразил припадок, даже прокусил язык, пустив кровавую слюну. Я принялся кататься по земле, не замечая, обо что бьюсь, и даже врезался в ноги Гвидиону, чтобы никто не подумал, будто я способен себя контролировать. При этом я не переставая бормотал на несуществующем языке, бился головой о землю, насадив себе множество шишек, и царапал в кровь лицо о камни. Боль только придала мне сил, так что приступ безумия удался на славу. Ни один человек, наблюдающий за этим спектаклем, не усомнился в моем безумии.