Безумный гороскоп

– А что брелок? Да, у нас есть брелок. Но чей он? Макса? А может, перед убийцей к Олегу приходил другой посетитель, который в результате и посеял брелок?

Раиса молчала.

Час спустя, взяв с Макаровой слово, что та не наделает глупостей, и положив в сумку распечатку писем, Катарина вышла на улицу.

Не успев завести мотор, она услышала трель сотового.

– Катка, привет, – донесся с того конца слегка встревоженный голос Андрея.

– Андрей?! Ты почему звонишь? Что-нибудь случилось?

Копейкин оскорбился.

– А разве муж, находясь в командировке, не имеет права просто так позвонить любимой жене?

– Имеет, конечно, но ты всегда такой занятой, что, когда я услышала твой голос, меня сразу стали одолевать тревожные мысли.

– У нас сейчас небольшой перерыв. От совещаний я готов уже лезть на стену. Решил перекинуться с тобой парой фраз, позвонил в коттедж, а там вместо тебя снял трубку Николай Наумович.

Катарина напряглась.

– Кат, я ни слова не понял из его путаной речи. Какое ежедневное проветривание?

– Ну… понимаешь, мы попросили дядю Колю открывать утром в коттедже все окна. Чтобы запах выветрился. А сами временно перебрались к тетке Дианки Гжельской.

– Мне надо нервничать?

– Андрюш… дело в том… что твоя мама… короче, Розалия чуть не взорвала коттедж.

Копейкин онемел.

– Алло, Андрей? Андрюша! Я не так выразилась, взрыв был совсем маленький. Малюсенький! Никто не пострадал, кроме кухни.

– Что она взорвала? – с трудом выдавил из себя Копейкин.

– Дымовую шашку. Таким образом она пыталась избавить кухню от пауков.

– Черт! Но, Катка, по-моему, дымовые шашки не взрываются. Или я не прав?

– Прав, но никто не кладет их на включенные конфорки.

Выругавшись, Андрей спешно попрощался.

– Кат, я не могу больше разговаривать.

– Удачи на совещании.

Бросив мобильник на переднее сиденье, Катарина надавила на газ. В голове крутились мысли о предстоящей встрече с Максом Погорельцевым.

В особняке первым, что услышала Ката, был хриплый голос свекрухи:

– А я ей сказала: «Сама отвали!»

– Розалия, ты неподражаема. – Аглая дымила тонкой сигаретой.

Диана с Люсьеной сидели на диване, Натка, держа на руках Парамаунта, тихо переговаривалась с Ниной. Борис Игоревич сосредоточил все внимание на камине. Он был явно озадачен.

– Всем привет. – Катарина опустилась в кресло.

– Где ты пропадала? – спросила Диана и потянулась.

– Да так… ездила по делам.

– Ката, мне звонил Андрей, – прогремела Розалия, – с твоей стороны было великим свинством заявить ему, что я взорвала в доме дымовую шашку. Не знаю, смогу ли когда-нибудь тебе это простить.

– Но вы ее взорвали!

– Вот видишь, Глаша, какая она злопамятная. С того рокового дня прошла почти неделя, а ее извращенный, злобный мозг все помнит.

Гжельская глубоко затянулась и… промолчала.

– Розалия Станиславовна, вы обещали почитать нам свои стихи, – напомнила Люсьена.

– Точно, точно, – поддакнула Диана. – Ждем.

Ката поперхнулась. Стихи? Они что, сошли с ума? О каких стихах идет речь? В доме траур, убит Олег, все должны скорбеть по безвременно ушедшему родственнику, а они просят ее свекровь прочесть стихи.

Вообще, поведение этой семейки ставило Катку в тупик. Казалось, смерть Олега их не трогает. Александра с утра уехала на работу. Аглая так же продолжает похохатывать, да и Диана не очень-то скорбит по двоюродному брату.

Хотя, конечно, возможно, это всего лишь защитная реакция. Вчера вечером, проходя по коридору мимо спальни Аглаи, Ката отчетливо слышала всхлипывания.

Но стихи, а тем более стихи Розалии… это явный перебор.

У кого вообще язык повернулся назвать ту ужасную абракадабру стихами? Да, на Розалию временами находит, и она делает записи в маленьком блокнотике. Но ничего общего со стихами ее опусы не имеют!

Катарина откашлялась:

– Розалия Станиславовна, по-моему, сейчас не время для стихов.

– Детка, моя высокоинтеллектуальная поэзия действует как бальзам на душу. А Глашеньке сейчас жизненно необходимо набраться сил.

– Розалия права, – Гжельская затушила окурок.

– Ну, мои дорогие, – свекровь процокала к камину. – Я прочту вам из моего раннего. Сочинила пару месяцев назад. Цикл моих стихов называется «Лирический крик души».

Катарина хотела выйти из гостиной, чтобы не быть свидетельницей позора, но свекровь проорала:

– Ката, сядь! Никто не смеет уходить с моего творческого вечера!

– Это не ваш творческий вечер!

– Дважды я не повторяю.

Копейкина стиснула зубы, но осталась.

– Я начинаю.

Розалия положила руку на бедро и выдала:

За окном метут метели,
Муж давно дрыхнет в постели.
На часах двенадцать ночи,
На стриптиз хочу – нет мочи!

Ниночка раскрыла рот так широко, что туда запросто мог поместиться пульт от телевизора. Реакция Дианы была похожей. Борис Игоревич остался равнодушным, он по-прежнему выглядел как не от мира сего.

Зато Аглая с Люсьеной пришли в полный восторг:

– Розалия, это что-то!

– Требуем еще, – смеялась Люсьена.

– Всегда пожалуйста.

– Может, не надо?

– Ката, не порть мой бенефис?

«О!.. Уже бенефис? Круто!»