– Прилегла… Только уснуть не могла. – Малта наклонилась поближе к зеркалу и принялась щипать себя за щеки, стараясь вызвать хоть какое-то подобие румянца. Потом оставила это и стала напряженно вглядываться в свое отражение. – Мама, – тихо спросила она, – у тебя когда-нибудь бывало такое, чтобы ты смотрела на себя в зеркало и гадала, а нет ли там, внутри, кого-то другого?..
– Что?.. – Кефрия взяла щетку для волос. И стала разглаживать волосы Малты, но больше для вида, а на самом деле ощупала ее кожу. Лихорадки не было. На ощупь кожа казалась, скорее, холодноватой. Приподняв тяжелые пряди, Кефрия начала скалывать их в прическу, напоминая: – Обязательно вымой шею… Погоди, да уж не синяк ли это? – И она наклонилась, изучая бледно-синеватое пятнышко. Притронулась к нему, и Малта, вздрогнув, отстранилась. Кефрия обеспокоенно спросила: – Больно?..
– Ну… не то чтобы больно… скорее, щиплет, когда прикасаешься. А что там? – И Малта до предела вывернула шею, чтобы рассмотреть пятнышко в зеркале, но не получилось.
– Такое серовато-синее пятнышко примерно с ноготь размером, – ответила Кефрия. – Очень смахивает на синяк. Ты, наверное, ударилась, когда упала в обморок на корабле?
Малта рассеянно нахмурилась:
– Не знаю… может быть. А что, очень заметно? Запудрить его?
Кефрия уже окунула пальцы в молотый тальк. Легкое движение – и пятнышко пропало из виду.
– Вот так. Теперь никто не заметит, – утешила она дочь.
Но Малта уже не слушала ее. Она рассматривала свое лицо в зеркале.
– Иногда я прямо-таки больше не знаю, кто я такая, – негромко проговорила она. Голос у нее был, правда, не сонный, а скорее полный предчувствий. – Я уж всяко не та глупая девчонка, какой была прошлым летом… Так торопилась поскорей вырасти, просто сил не было… – Малта прикусила нижнюю губу и сама себе укоризненно покачала головой. – С тех пор я пыталась научиться ответственности… и вообще всему, чему вы с бабушкой пытались учить меня. Какая-то часть меня понимает: это очень важно… Но, откровенно говоря, у меня волосы дыбом от всех этих цифр… от расчетов, где и как перезанять, чтобы выкрутиться из самых срочных долгов… Это не мое, я знаю. Потом иногда я думаю о Рэйне или о каком-нибудь другом молодом человеке, сердце начинает так биться, и я думаю, что была бы ужасно счастлива, если бы удалось его к себе привязать… Но пройдет минута-другая – и я сама чувствую, что все это понарошку… ну, как маленькая девочка понарошку считает себя мамой своих кукол. А то еще хуже – мне начинает казаться, что я хочу для себя мужчину потому, что он – то, чем я сама хотела бы быть… Я, наверное, очень путано говорю?.. Когда я задумываюсь, кто же я на самом деле такая, я ощущаю только усталость… и печаль… но такую печаль, от которой не плачут. А когда я ложусь спать и засыпаю, сны у меня какие-то… чужие. И тоже очень путаные. Потом я просыпаюсь, но сны как будто следуют за мной… внушая мне чьи-то чужие мысли. Ну… почти чужие. С тобой когда-нибудь бывает такое?
Кефрия совершенно растерялась. Никогда прежде Малта не затевала с ней таких разговоров. Кефрия улыбнулась фальшиво-жизнерадостной улыбкой.
– Солнышко, ты просто вся изнервничалась, поэтому и лезет в голову всякая чепуха. Вот приедем на бал – тебе сразу и полегчает. Это же будет всем балам бал! Ничего подобного наш Удачный никогда еще не видал! – И Кефрия покачала головой. – Знаешь, все наши трудности кажутся такими мелкими и ничтожными, если подумать о том, что происходит с Удачным. Эти калсидийские галеры, перекрывшие выход из гавани… якобы сатрапские сторожевики. А сам сатрап и чуть не вся его свита – в доме у Давада Рестара. Каково? Сатрап с несколькими Сердечными Подругами придет сегодня на бал… Уже это в историю города золотыми буквами будет вписано! Представляю, сколько народа захочет переговорить с ним. Небось даже и те, кто отчаянно ратует за наше отделение от Джамелии. Кое-кто утверждает, что мы по-прежнему на грани войны, но я предпочитаю думать, что сатрап в самом деле намерен исправить причиненные нам несправедливости. Иначе зачем бы ему пускаться в такое далекое путешествие?
Малта криво улыбнулась:
– И привел с собой столько великолепных калсидийских галер, битком набитых наемниками…
– Я слышала, это всего лишь для защиты от пиратов, свирепствующих во Внутреннем проходе, – сказала дочери Кефрия. Ей показалось, что дочь рассуждала слишком уж трезво для своих лет. Неужели это они с Роникой сделали ее такой?.. Неужели их строгости, уроки и непременная работа по дому напрочь уничтожили капризную маленькую эгоистку и подменили ее усталой и циничной молодой женщиной?.. У Кефрии болезненно сжалось сердце от таких мыслей.
– Наши хоть позволили войти в гавань тому большому кораблю? – спросила Малта. – Тому, на котором приехали вельможи? Я вроде слышала – «новые купчики» очень расстраивались, оттого что его не пропустили… Многие утверждали, что у них там родственники на борту!