Безумный корабль

— Это мое последнее предупреждение! — Са'Адар придвинулся совсем близко, его жаркое дыхание отдавало тухлятиной. — Последняя возможность для тебя отринуть былые ошибки и обратить стопы на истинный путь к славе! Твой отец должен быть предан суду. И если ты послужишь этому благому делу, твое собственное падение будет прощено и забыто, и я сам об этом объявлю. А далее корабль должен быть передан тем, кто по всей справедливости должен им обладать. Внуши эту мысль Кенниту! Он тяжело болен и не сможет противостоять нам. Однажды мы уже поднялись и сбросили деспота. Неужели он думает, что мы не сумеем сделать это снова?

— Я вот что думаю, — ответил Уинтроу. — Попробуй я сказать ему нечто подобное, для тебя это будет означать немедленную смерть. Для меня, кстати, тоже… Послушай, Са'Адар. Удовлетворись тем, что он и так дал тебе: возможностью начать жизнь заново. Хватай обеими руками этот шанс и живи! — Уинтроу снова попытался высвободиться, но руки жреца на его плечах только сжались сильнее, а зубы ощерились в весьма неприятном оскале. Уинтроу почувствовал, что начинает терять самообладание. — Отпусти немедленно! — потребовал он. — Дай пройти!

А сам очень ярко припомнил, каким был этот человек, пока томился в цепях, в трюме «Проказницы». Стоило ему освободиться, и первое, что он сделал, — отнял жизнь Гентри. А ведь тот был по-своему неплохим человеком… Уж всяко показывал себя с лучшей стороны, чем когда-либо удавалось Са'Адару!

— Предупреждаю тебя… — снова начал бывший жрец Са, но Уинтроу было довольно его бредней. Загнанное внутрь горе и давно копившаяся ярость вырвались-таки наружу. Он что было силы ткнул Са'Адара деревянным подносом в живот. Тот ничего подобного не ожидал и невольно отшатнулся назад, на миг задохнувшись. Некоторой частью сознания Уинтроу отчетливо понимал: этого довольно. Путь свободен, можно идти… Но нет. С изумлением и как бы со стороны он обнаружил, что бросает поднос и дважды всаживает кулаки жрецу в грудь: сперва правый, потом левый. Неплохие удары, гулкие и весомые… Изумление Уинтроу возросло еще больше, когда рослый мужчина попятился перед ним, качнулся к стене и даже начал сползать по ней!..

Осознание собственной физической силы стало для Уинтроу форменным потрясением. Но еще больше поразило его собственное удовлетворение от того, что он, оказывается, мог сшибить с ног человека. Он крепко сжал зубы, сопротивляясь искушению добавить ему хороший пинок…

— Не лезь ко мне больше! — скорее прорычал, чем сказал он Са'Адару. И пообещал: — Убью!

Тот закашлялся, пытаясь выпрямиться во весь рост. И, все еще отдуваясь, наставил на Уинтроу палец:

— Видишь, во что ты превратился! А все этот неблагословенный корабль! Он использует тебя! Освободись, не то будешь проклят навеки!

Уинтроу повернулся и молча ушел, оставив поднос и посуду валяться на полу.

Первый раз в жизни он действительно бежал от правды…

Кеннит беспокойно ерзал в постели. Ему до смерти надоело без конца валяться в кровати, но Уинтроу и Этта хором убеждали его в необходимости «еще чуточку» потерпеть. Покосившись на свое отражение в зеркале, установленном возле постели, Кеннит нахмурился, потом отложил бритву. Свежеподправленные усы и борода, слов нет, изменили к лучшему его внешность, но с его лица совсем сошел прежний загар, и на провалившихся щеках натянулась изжелта-бледная кожа. Он снова посмотрел в зеркало и попытался изобразить непоколебимый взгляд.

— Краше в гроб кладут! — сообщил он пустой каюте. Голос и впрямь прозвучал точно из-под гробовой крышки. Кеннит отставил, вернее, оттолкнул зеркало, и оно громко стукнуло о столешницу. Он поневоле присмотрелся к своим рукам. На кистях резко выделялись все вены и сухожилия. А ладони!.. Ладони выглядели мягкими, точно воск. Кеннит сложил кулак, посмотрел, что получилось, и презрительно фыркнул. Не кулак, а узел, завязанный на куске старой веревки. Вот и вырезанный из диводрева талисман, некогда очень плотно пристегнутый к запястью, теперь свободно болтался на нем. И даже серебристое диводрево выглядело попросту серым, каким-то увядшим, а все из-за того, что его, Кеннита, жизненные силы пребывали нынче в упадке. «Вот, значит, как. Должен был приносить мне счастье, а сам… Ну что ж. Пускай разделит мою судьбу, какова бы она ни была…»

Он постучал по талисману ногтем и насмешливо поинтересовался:

— Ну? Что скажешь?

Ответа не последовало.

Кеннит снова придвинул зеркало и стал смотреться в него. Итак, нога заживала. Все говорили ему, что он будет жить. Ну и что в этом хорошего, если он больше не сможет пользоваться уважением команды? Вместо прежнего мужчины на него смотрело из зеркала какое-то пугало. Весьма потрепанное к тому же. Не пиратский капитан, а захудалый побирушка с улиц Делипая…