Безумный корабль

Зеркало опять полетело на прикроватный столик, едва не разбившись. Уцелело оно только благодаря толщине стекла и добротной узорчатой раме. Кеннит отшвырнул простыни и свирепо уставился на обрубок ноги. Культя красовалась среди нежно-кремового белья, похожая на плохо набитую колбасу, несколько суженную к концу. Кеннит безжалостно ткнул ее пальцем. Боль вспыхнула и постепенно рассосалась, оставив после себя гнусное ощущение — нечто среднее между покалыванием и чесоткой. Кеннит приподнял бывшую ногу с постели. Тюлений ласт, а не нога. Он почувствовал, как накатывает беспросветное отчаяние. Он представил, как втягивает носом и ртом ледяную океанскую воду и вместе с ней смерть, как не дает себе отплевываться и кашлять, просто вдыхает… Как просто и быстро!

Но страстная тяга к бегству от жизни скоро выгорела в душе, сменившись беспомощностью. О самоубийстве ему оставалось только мечтать. Какое там утопиться!.. Он до поручней-то доползти не успеет, как Этта подоспеет с хныканьем и мольбами, а потом просто оттащит его обратно в постель. Наверное, именно с этой целью она тогда его и изувечила. Да. Она отрубила ему ногу и скормила ее морскому змею, чтобы наконец-то заделаться над ним госпожой. Она с самого начала собиралась держать его здесь на положении домашнего животного, а тем временем разрушить его власть над командой и стать капитаном вместо него…

Кеннит стиснул зубы и сжал кулаки. Ярость, кипевшая в жилах, почти пьянила его. Он пробовал почерпнуть в ней силы, вновь и вновь представляя, как Этта, должно быть, месяцами вынашивала свои коварные планы. И конечно, ее главной целью было заграбастать себе его живой корабль. Вот так. И Соркор, по всей видимости, был тоже замешан. Надо будет блюсти сугубую осторожность, чтобы ни один из них не догадался о его подозрениях. Если они прознают, что он обо всем догадался, они…

«Глупость. Совершенно непотребная глупость. Вот к чему приводит слишком долгое лежание пластом…» Подобные мысли определенно были недостойны его. «Коли уж меня обуревают столь сильные чувства, надо найти их энергии правильное применение. Скажем, употребить всю страсть на дело скорейшего выздоровления… Да, у Этты множество недостатков. Ни вежливости, ни должного воспитания. Но подозревать ее в заговоре против меня — глупость махровая. Почему бы мне просто не объявить им, что мне осточертело валяться в постели? Снаружи весна, хороший день стоит. Пусть помогут мне выбраться на палубу, подняться на бак… ОНА наверняка будет рада снова видеть меня. Мы с ней так давно не беседовали…»

Память Кеннита хранила лишь смутные и притом омраченные воспоминания о ласковых руках матери, осторожно разжимавших его детские пальцы, когда он завладел неким предметом, воспрещенным ему по малости лет. Этим предметом был нож. Гладкое дерево и сверкающий металл. Мать негромко и очень разумно увещевала его… Кеннит помнил: он не купился на ласку, а, наоборот, вопил что было сил, всячески выказывая свое несогласие… Примерно так же он чувствовал себя и теперь. Он не собирался прислушиваться к доводам разума. Или дать себя утешить и отвлечь какой-то иной, безопасной игрушкой. Нет! Он желал настоять на своем — и будь что будет!

Но Проказница успела уже проникнуть в его сознание и вплести свои мысли в ткань его души. А он слишком ослаб, чтобы должным образом воспротивиться, когда она забрала его гневные подозрения и утащила куда-то, чтобы он не мог дотянуться, оставив ему лишь беспричинное раздражение, от которого немедленно разболелась голова. Глаза капитана обожгли слезы… «Ну вот, только этого еще не хватало. Плачу, как баба…»

Кто-то постучал в дверь. Кеннит отнял руки от лица и поспешно прикрыл одеялом обрубок ноги. Ему потребовалось мгновение, чтобы заново собраться с духом. Он прокашлялся:

— Кто там, входи!

Он думал, что войдет Этта, но это был мальчишка. Уинтроу неуверенно остановился на пороге. За ним была темнота коридора, и только на лицо падал свет из кормовых окон. Рабская татуировка пряталась в тени, так что лицо казалось открытым и ничем не замаранным.

— Капитан Кеннит? — спросил он негромко. — Я тебя разбудил?

— Нет, не разбудил. Входи.

Он сам не взялся бы объяснить, почему появление Уинтроу оказалось для него сущим бальзамом на душу. Наверное, все из-за корабля. Кстати, нынче мальчишка выглядел получше, чем раньше, когда он все время сидел при постели Кеннита. Капитан улыбнулся подходившему пареньку. И душевно обрадовался, когда тот застенчиво ответил ему тем же. Жесткие черные волосы мальчика были гладко зачесаны назад со лба и увязаны в традиционную матросскую косицу. И одежда, скроенная Эттой, шла ему как нельзя лучше. Свободная, чуточку великоватая белая рубашка, заправленная в темно-синие штаны. Уинтроу выглядел младше своих лет. Такой худенький, гибкий. Солнце и ветер прокалили его лицо, придав коже красивый теплый оттенок. Добавить к этому темные глаза и белые зубы — все вместе на фоне сумрачного коридора давало изысканное сочетание света и тени. И даже неуверенное, вопрошающее выражение лица точно вписывалось в картину…