Безумный корабль

Тупая боль, к которой сама она вроде бы притерпелась в долгой разлуке с Проказницей, неожиданно отозвалась острым приступом страдания. Альтия крепко стиснула руки, лежавшие на коленях, решительно пытаясь отстраниться от снедающего чувства тревоги. Она все равно ничего не сможет сделать до тех пор, пока Кайл не приведет судно домой. ЕСЛИ он его приведет… Кефрия клялась и божилась, будто он нипочем не оставит ни ее, ни детей. Альтия была далеко не так в этом убеждена. Мужик заполучил себе в руки поистине бесценный корабль. Причем такой, владеть которым у него не было ни малейшего права. Если он уведет его на юг, то сможет распоряжаться им как полнейший собственник. Этакий богатей без всяких обязательств и обязанностей перед кем бы то ни было, кроме себя самого…

— Альтия, — негромко окликнул ее Грэйг. Она виновато подхватилась:

— Извини… задумалась.

Грэйг понимающе улыбнулся:

— Я бы на твоем месте тоже места себе не находил. Я, кстати, все время спрашиваю ребят с вновь прибывающих кораблей, нет ли какого известия о «Проказнице». Боюсь, больше я ничего пока сделать не в состоянии… Через месяц мы снова собираемся в Джамелию. Обещаю, что непременно опрошу все встречные корабли…

— Спасибо! — тепло поблагодарила она. Но, когда его глаза засветились нежностью, попробовала его отвлечь: — Я скучала по Офелии. Если бы мне не пришлось пообещать матери, что я стану степенней в своем поведении, я бы обязательно пришла ее навестить! На самом деле я разок попыталась, так сатрапская стража начала расспрашивать, кто я такая и что там потеряла. Ну, я и убралась несолоно хлебавши. — Она вздохнула и добавила совсем другим тоном: — Так, говоришь, Янтарь удачно поправила ей руки?

Грэйг откинулся к спинке стула, щуря глаза на послеполуденное солнце.

— Поправила — не то слово. Ей пришлось их коренным образом переделать, чтобы все пропорции соответствовали. Офелия было забеспокоилась о стружках диводрева, которые приходилось снимать… Так Янтарь приготовила специальную коробочку и каждую щепочку в нее тщательно собирала. И даже с бака эту коробочку никогда не уносила. Офелия, ты понимаешь, очень боялась утерять эти отходы. Я и то поражаюсь, как может человек не из наших коренных так отозваться на беспокойство корабля! А она все сберегла, и не только. Посоветовалась с Офелией, испросила разрешения у моего отца и теперь делает из тех кусочков, что побольше, браслет для Офелии! Она собирается разделить стружки и щепочки на кусочки, а потом хитрым образом составить и соединить воедино. Офелия знай восторгается: «Ни у одного живого корабля нет таких украшений! Изготовленных великим мастером! Сделанных из его собственного диводрева!..»

Альтия улыбнулась, но все же спросила с некоторым недоверием:

— Твой отец вправду позволил Янтарь работать с диводревом? Я слышала, это запрещено…

— У нас не тот случай! — поспешно заверил ее Грэйг. — Это идет как часть починки. Янтарь просто возвращает Офелии как можно большую часть диводрева. Моя семья досконально все изучила и обсудила, прежде чем отец дал разрешение! И должен тебе сказать, что на наше решение сильно повлияла исключительная честность Янтарь. Она не попыталась утаить и присвоить ни единого, даже самого маленького кусочка. Мы, знаешь ли, присматривали за ней, ведь диводрево стоит так дорого, что даже крохотная стружка очень ценна. Но она никоим образом не заставила нас усомниться в себе. А еще она проявила немалую смекалку, с тем чтобы производить всю работу только на борту корабля. Даже браслет она будет делать прямо на палубе, а не у себя в мастерской. Представляешь, сколько инструментов ей приходится таскать то туда, то сюда? И все это — переодевшись потаскушкой-рабыней…

Грэйг откусил еще кусочек сладкой плюшки и принялся задумчиво жевать.

Янтарь, между прочим, ни о чем Альтии не рассказывала. Та не особенно удивлялась. Она успела понять: в душе ее подруги-резчицы было множество крепко запертых дверей, пытаться открыть которые было дело бесперспективное.

— Да. Вот уж личность… — пробормотала она, не столько обращаясь к Грэйгу, сколько себе под нос.

— Вот и мать то же самое говорит, — кивнул младший Тенира. — И, знаешь, это-то меня удивляет больше всего. Моя мать и Офелия… они всегда были необычайно близки. Они подружились еще прежде, чем мать за отца замуж вышла. Ну, и когда она узнала, что у нас произошла заварушка и Офелия в ней пострадала, она аж похудела! А уж как она переживала о том, что какая-то чужачка будет руки ей исправлять! Чуть с отцом не поссорилась: и как он такое безобразие допустил, у нее сперва совета не спросив!