Безумный корабль

— Это здание, — проговорил он, больше отражая вслух свои мысли, нежели обращаясь к талисману, — имеет двойное назначение. Оно может послужить как укрытие в случае нового нападения. А также временным убежищем для делипайцев, пока те заново не выстроят свои дома. Если вот здесь, внутри, они устроят колодец, а внешние стены как следует укрепят, то…

— То смогут счастливо помереть с голоду, вместо того чтобы уехать прочь в кандалах, — жизнерадостно подхватил талисман.

— У охотников за рабами, прибывающих на кораблях, как правило, не хватает терпения для столь длительной осады, — сказал Кеннит. — Они предпочитают быстрый и легкий захват рабов и добычи. Обкладывать хорошо укрепленный город — нет, это не по ним…

— Хорошо, но на что тебе вообще все эти планы? Откуда такое стремление создать лучший город для людей, которых ты втайне презираешь?

В первый миг вопрос действительно озадачил его. Кеннит вновь воззрился на свой план… Да, делипайцы были положительно недостойны жить в столь хорошо упорядоченном месте. Но потом капитан заглянул в себя и обнаружил, что ему было, по совести говоря, все равно.

— Лучше будет, — проговорил он упрямо. — Аккуратней. Опрятней.

— Да нет, дело скорее уж в надзоре и руководстве, — поправил талисман. — Ты просто хочешь наложить свою метину на то, как они станут жить свои жизни. Я вот рассудил, что именно ради этого ты и стараешься. Ты хочешь руководить… Во что ты веришь, пират? В то, что однажды приобретешь достаточно власти, чтобы повернуть время вспять и изменить прошлое? Отменить то, что когда-то случилось? Сможешь вновь вызвать к жизни тщательно разработанный план отца, восстановить его маленький земной рай?… Не получится, Кеннит. Кровь, пролившуюся там, ничем не сотрешь. Кровь впитывается и остается… Она как клякса на превосходно выверенном плане. И ты хоть в лепешку разбейся, а всякий раз, когда ты будешь входить в тот дом, ты будешь ощущать запах крови и слышать крики гибнущих…

Кеннит в ярости отшвырнул перо. К его вящему отвращению, оно оставило длинный и жирный кровяной след поперек всего чертежа… «Нет, не кровяной», — поправился он сердито. Чернила. Просто черные чернила, не более. А чернила можно промокнуть и сцарапать. «Кровь, между прочим, тоже. Со временем…»

После этого он отправился в постель.

Он лежал без сна в темноте и ждал, чтобы к нему пришла Этта. Но когда она вправду появилась, то вошла крадучись, точно кошка после ночной охоты. Он отлично знал, где она побывала. Он слушал, как она раздевается в потемках. Вот она тихонько подошла к своей стороне кровати и хотела тихонько шмыгнуть под покрывало…

— Ну и как там наш мальчик? — спросил он добродушно.

Она ахнула от неожиданности. Он смутно видел ее силуэт и то, как она непроизвольно прижала руку к сердцу.

— Ой, и напугал же ты меня, Кеннит… Я думала, ты спишь!

— Похоже, что думала, — заметил он язвительно. Он сердился и пытался найти разумное объяснение своему гневу. Нет, он сердился не оттого, что она переспала с Уинтроу. Это-то как раз очень даже входило в его планы. Его рассердило то, что она попыталась его обмануть. Следовательно, она держала его за дурака. А значит, требовалось рассеять это ее заблуждение…

— У тебя болит что-нибудь? — спросила она между тем. В ее голосе звучала ненаигранная забота.

— А почему ты спрашиваешь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я решила, что ты, верно, потому и не спишь… Что до Уинтроу, он, я боюсь, пострадал серьезнее, чем мы сначала решили. Днем он не жаловался, но к ночи рука у него так распухла, что он едва рубашку смог снять…

— И ты ему помогла, — предположил Кеннит.

— Да, конечно. Я сделала ему припарку, чтобы уменьшить отек. Потом еще стала спрашивать его о книге, которую сейчас пытаюсь читать. Эта книга показалась мне глупой. Сплошные рассуждения о том, как разобраться, что в человеческой жизни воистину реально, а что проистекает из взглядов самого человека на жизнь. Он сказал — это называется наука философия. А я назвала ее пустой тратой времени. Какой смысл размышлять о том, откуда нам известно, что стол — это стол?… Он взялся спорить, мол, это заставляет нас думать о том, каким образом мы думаем. Ну, я-то по-прежнему полагаю, что все это глупости, но он настаивает, чтобы я продолжала читать… Я и понятия не имела о том, насколько долго мы с ним препирались, пока не ушла из каюты!

— Препирались?…

— Ну, не в смысле ссорились. Правильнее сказать — обсуждали. — Этта наконец приподняла край покрывала и проскользнула к нему в кровать. — Я вымылась, — поспешно пояснила она, почувствовав, как он отстранился от ее прикосновения.

— Вымылась? В каюте Уинтроу? — задал он мерзкий вопрос.

— Нет. На камбузе, там почти всегда можно найти горячую воду… — Этта прижалась к нему и вздохнула. Но потом вдруг проговорила почти резко: — Кеннит, почему ты меня об этом спросил? Ты что, не доверяешь мне? Я же тебе верна…

— Верна?

Его поразило, какое слово она сподобилась употребить. Она порывисто села на постели, ее движение сдернуло одеяла с них обоих.

— Конечно, верна! Всегда верна тебе! А ты что подумал?