Безумный Пьеро

Усама обнаружил, что идеи Преображенского (и Богданова) не получили особенного продолжения. Они вообще никак не сопрягались, даже намёками, с мейнстримом тогдашней генетики. Нет, безусловно, кое-что вычислить можно было по капле воды, если не Океан, так хотя бы небольшое озеро можно было увидеть.

Так, Трофиму Денисовичу Лысенко Усама поставил вполне определённый диагноз: владел (поверхностно) теорией изготовления векторов, которую узнал не вполне понятно от кого, но не умел воссоздать аппаратуру, которую взял неведомо где. После выработки ресурса автоклава перепрошивки Лысенко оказался «безоружным», прекратил давать эффективные результаты и был сожран своими коллегами-учёными.

Но в западной прессе не было видно никаких следов. Такое ощущение, что эффективное, плодотворное направление исследований было напрочь похоронено ради каких-то абстрактных «ДНК».

Усама, однако, не отчаивался и не собирался прекращать поиски. Не пройдя вглубь, он пошёл вширь и начал исследовать смежные научные тематики.

Уже к концу 1970-х он отчётливо лоцировал в информационном пространстве деятельность так называемой группы «Foundation», неформальной группы американских учёных и гуманитариев, пытавшихся наметить контуры психологической войны против СССР, обнаружил доказательства существования в составе британского оборонного ведомства спецгруппы, изучавшей феномен НЛО, узнал много нового об исследованиях психотропных веществ и пограничных состояний сознания, проводившихся американскими спецслужбами, едва не вляпался в самозванных тамплиеров и, сразу после этого, познакомился с Братьями и довольно быстро стал одним из них, не получив, однако, в Досточтимой Ложе высокого градуса. Градус соответствовал текущему социальному статусу, а светить перед Братьями свой реальный возраст и положение среди исмаилитов потерявший на шестом десятке лет всякие иллюзии относительно отдельных людей и человечества в целом бывший агент не имел ни малейшего желания.

Сделав в результате своих разысканий вывод о том, что, если уж американское правительство привлекает к борьбе с Советами даже относительно бессмысленных (по его личному мнению) фантастов, то наверняка оно ведёт и разработки в сфере неакадемических биотехнологий, Усама удвоил свои усилия и, примерно к середине 1990-х, нащупал таки искомое.

Секретная биологическая лаборатория, расположенная на Среднем Западе, не имела не только названия, но даже и номера, скрываясь в составе вполне гражданского подразделения FDA, занимающегося тестированием лекарств. Но фотография ничуть не постаревшего Преображенского, выходящего из дверей конторы, не давала возможности двусмысленного толкования. Не испытаниями чужих лекарств там занимался Филипп Филиппович. Или — не только испытаниями.

Оставалось только добиться от бывших, уже почти охладевших к нему партнёров некоторой степени взаимности. Ни в коем случае не выдав истинной причины своего интереса.

Расчёт Усамы в принципе сработал, но на то, чтобы достигнуть поставленной цели, ему понадобилось шесть долгих лет интенсивного диалога с бывшими союзниками, причём наиболее оживлённая часть общения сопровождалась такими взаимными неприятностями, как взрыв пары посольств, блокировка банковских счетов и ряд попыток физического устранения оппонентов.

Однако к середине 2000 года компромисс был найден. Усама согласился на роль самого страшного террориста мира и главного врага человечества, обещав произвести какой-нибудь впечатляющий теракт. Взамен ему были переданы автоклав-ребилдер конструкции Преображенского, некоторое количество рукописных и разрозненных буквально по листку записей покойного профессора и набор препаратов недокументированных векторов, о которых сами передававшие их учёные не могли сказать ничего конкретного.

Данные внутреннего расследования, проводившегося Department of Homeland Security в 2015 году, свидетельствуют о том, что ответственный за данное направление исследований профессор Выбегалло назвал оборудование Преображенского никчёмным устаревшим мусором и заверил коллег по разведывательному сообществу, что передаваемые препараты будут в руках дикаря, откуда-то выяснившего имя покойного профессора, не более опасны, чем исходное сырьё для изготовления взрывчатки в руках крестьянина от сохи. Во всяком случае, — подчеркнул, со свойственным ему апломбом, Выбегалло, — никаких шансов на создание патогенных и вообще любых микроорганизмов у этого вашего дикого араба нет.

«Дикий араб» ничего подобного делать и не собирался.