Безумный поклонник Бодлера

– Ушам своим не верю! – воскликнул потрясенный Шарль, рассчитывая наконец-то оказаться под одной крышей с родителями. – Как великодушно со стороны папы!

– Кроме того, родители Лазега согласились сдать тебе комнату в своем доме по улице Вье-Коломбье. А питаться ты будешь в соседнем пансионе, который содержит мадемуазель Селеста Тео.

Радости Шарля не было предела. Все складывалось как нельзя лучше. Правда, мама снова ускользала от него, перепоручая Шарля заботам Лазегов. Но это ничего, он сможет бывать у родителей так часто, как сам того захочет.

– Да, и вот еще что, – замявшись, проговорила Каролина. – На днях мы отправляемся в Бурбон-ле-Бен, лечить застарелое ранение ноги полковника, которое все чаще дает о себе знать. Ты будешь умницей и не станешь сильно скучать, правда, Шарль?

Каролина мягко улыбнулась, обняла сына и прижала к высокой груди, сделав вид, что не слышит горестного стона отчаяния, вырвавшегося из его уст.

* * *

Я очень замерзла. Я дрожала так, что зуб на зуб не попадал, но, понимая, что сплю, я никак не могла проснуться. Мужские голоса туго ворочались в тяжелом вязком сне, наполненном чудовищами. Именно чудовища говорили заиндевевшими голосами, обдавая меня ледяным дыханием. Пока я соображала, снятся мне они или нет, в лицо ударил яркий луч света. Закрываясь рукой, я приподнялась на локте, пытаясь рассмотреть говоривших. Лица того, кто держал фонарик, не было видно. На фоне темного неба вырисовывался только его силуэт. Рядом стояла еще одна фигура, особенно черная в ночной мгле. Неподалеку шумели от ветра кусты, а дальше светился огнями высоченный мост, перекинутый через широкую реку. Я узнала Радужный мост и поняла, что нахожусь в парке. И лежала я на неудобной узкой лавке, совсем не предназначенной для того, чтобы на ней лежать.

– Здесь нельзя спать, – проговорил суровый бас. – Будьте добры, покиньте парк. Мы закрываемся.

Одернув юбку и плотнее запахнув полы плаща, я опустила ноги в туфлях на землю и села, бессмысленно щурясь на свет. Человек с фонариком приблизился ко мне и пододвинул ногой чемодан, стоящий у скамейки. Тот самый чемодан, который я оставила в машине у Артура, а самозванка, прикидывавшаяся мной, сразу же после убийства вытащила с заднего сиденья и унесла с собой. При воспоминании о случившемся по спине пробежал неприятный холодок. И тут я заметила, что что-то держу в руке. Я с недоумением посмотрела на свою сумку, которую не видела с того самого момента, как мне сделали инъекцию у лифта. Открыть ее я не решилась, памятуя о том, что именно туда убийца сунула окровавленный нож.

– Да, конечно, сейчас уйду, – пробормотала я.

– Не май месяц, прохладно на улице, – продолжал басить обладатель фонарика. – Похоже, мадам перебрала шампанского, – кивнул он на пустую бутылку «Абрау-Дюрсо», стоявшую у скамейки. – Вольдемар, помоги дамочке подняться.

Поддерживаемая под руку смутно различимым впотьмах Вольдемаром, я поднялась на нетвердые ноги и, спотыкаясь на каблуках, побрела по темной аллее в направлении освещенного моста.

– Выход найдете? – осведомился Вольдемар, слегка приотставая.

– Само собой, – хмыкнула я.

Еще бы не найти! Сразу же за мостом располагалась частная школа, в которой я училась последний год перед отъездом в Испанию, и Ольга каждый день ждала меня в этом самом парке. Нам было по шестнадцать лет, и мы любили знакомиться с парнями. Парк за Радужным мостом считался одним из тусовочных мест столицы, и ближе к вечеру молодежь стекалась сюда в кафе «Сезонное». Мы с Гуляевой были там завсегдатаями, разбив немало мальчишечьих сердец. Поэтому в парке я ориентировалась как у себя дома и целенаправленно шла к выходу. На ходу я шарила в сумочке, разыскивая смартфон, чтобы позвонить маме и рассказать нелепейшую историю, которая со мной приключилась.

– Кира Романовна, вы паспорт потеряли! – вдруг прокричали мне вслед.