Безумный поклонник Бодлера

Стоит заметить, что великолепные рифмы не рождались сами собой. Шарль работал над стихами самозабвенно и старательно, без конца улучшая и переделывая, возвращаясь к ним снова и снова, чтобы заменить одно слово или переставить запятую. Он не творил ничего нового, дорабатывая уже созданное. Приятелей смущала подобная дотошность, они писали стихи легко, точно лепили из глины. И так же легко выносили слепленные наспех поделки на суд публики, не заботясь, что завтра стишки их перемелются в пыль. Бодлер же ваял из мраморной глыбы на века, намереваясь силой слова и мерзостью содержания потрясти не одно поколение потомков. Правда, голос отца, некогда звучавший в его голове, больше не сулил ему всемирную славу. Как-то, заглянув по привычке в антикварную лавку к Аронделю, хотя денег на роскошные безделушки давно уже не было, Шарль вдруг заметил знакомое полотно. Несомненно, он видел эту картину раньше в мастерской их старого дома. Да это же та самая «Венера»! Она явно принадлежала кисти отца.

– Господин Арондель, сколько вы хотите за это полотно? – заволновался Шарль, указывая на картину.

Вопрос был совершенно бессмысленный. Бодлер все равно не смог бы ее купить. Разве что обменять на какую-нибудь ненужную безделушку?

– Для вас, господин Бодлер, я готов отдать эту вещь за триста франков, – прервал размышления Шарля владелец магазина.

– А можете принять в обмен на картину тот браслет, который я покупал у вас для своей подруги?

– Само собой! – Старик пытливо вгляделся в лицо поэта. – Несите, я с радостью возьму украшение назад.

Шарль кинулся к выходу из салона, в считаные секунды преодолел вестибюль гостиницы, стремглав взбежал по лестнице и с облегчением увидел Жанну. Она спала, по своему обыкновению, возлегая в кресле и раскинув в стороны длинные тонкие ноги. На свешивающейся до пола темнокожей руке поблескивали стальные маки. Шарль ринулся к любовнице и только прикоснулся к браслету, как образы, обрамленные в рифмы, хлынули к нему в мозг. Рука сама потянулась к перу, но голос в голове воскликнул:

– Быстрее, Шарль! Не мешкай! Верни браслет!

– Папа? – с недоумением прошептал Шарль. – Но я уже не хочу… Я должен писать.

Бывший аббат, упокоившийся без святого причастия, с тех пор больше не проронил в его голове ни слова, но Шарль этого не заметил. Мыслями он был далеко. От браслета исходил леденящий холод, а Медуза смотрела на юношу очень выразительно и строго, и Шарль осторожно опустил руку так и не проснувшейся Жанны и тут же сел за стол, чтобы записать закружившие его строки.