Безумный свидетель

– Ты чего стучишь как сумасшедший? Знаешь, что здесь находится?

– Знаю. Поэтому стучу. Открой!

– Не положено, не время, – ответил старик сторож и предпринял попытку закрыть дверь.

– Открой, мне надо, – взмолился Степан Кириллович с горечью. – Понимаешь… внучка моя тут…

Старик сторож какое-то время раздумывал, поглядывая на внеурочного посетителя. Потом, очевидно что-то решив для себя, открыл дверь и впустил Позднякова.

– Ступай за мной, – буркнул старик сторож и стал спускаться по ступенькам. Степан Кириллович послушно последовал за ним.

Спустившись по ступеням, они вошли в коридор, в котором воздух был спертым, а еще было холодно и промозгло, как в погребе. Старик сторож шел впереди, Степан Кириллович уныло двигался следом. Коридор скоро закончился, и они оказались в круглой комнате со столами на колесиках.

– Как внучку-то зовут? – спросил сторож.

Голос сторожа вернул задумавшегося Позднякова в действительность.

– Мотя… Матрена Позднякова, – вымолвил Степан Кириллович, оглядывая жестяные столы с покойниками, покрытыми простынями.

Старик сторож прошелся меж столами и остановился у одного, что был у стены.

– Вот здесь она лежит, бедняжка, – произнес сторож, стараясь не смотреть на Позднякова, ибо от вида чужого горя ныло сердце.

Степан Кириллович медленно и неуверенно подошел к столу. Старик сторож бережно приподнял простыню, и у Позднякова перехватило дыхание. Мотя лежала спокойная, не похожая на себя. Морщинки у глаз и складки возле губ делали ее много старше возрастом. На мгновение Степану Кирилловичу показалось, что перед ним лежит тело женщины, которой уже за тридцать. Посмотрев на внучку еще немного, старик отвернулся и смахнул набежавшие слезы.

– Говорят, ее снасильничали?

– Нет, – ответил охранник морга. – Доктора ее осмотрели: никто не насильничал. Девственницей она была.

Поздняков судорожно вздохнул:

– Откуда знаешь?

– Так я санитаром тут лет сорок уже, – вздохнув, ответил служитель морга. – А сторожем – это я подрабатываю…

Степан Кириллович еще раз посмотрел на внучку.

– Спасибо, что пустил, – промолвил он.

– Не часто к нам такие молоденькие поступают. Ты это, уж как-нибудь, того, держись… – сердечно произнес служитель морга, аккуратно закрывая простыней застывшее лицо внучки. – Сам знаешь: бог дал, бог взял…

* * *

На следующий день Степана Кирилловича допрашивал майор милиции по фамилии Темирзяев, а его имя-отчество старик Поздняков не запомнил. Да и не нужно это ему было запоминать. После гибели Моти Степану Кирилловичу вообще ничего было не нужно…

Майор что-то деловито спрашивал, Поздняков чего-то машинально отвечал, тотчас забывая о сказанном. И спроси его через минуту, какой был вопрос, он бы не нашелся что и сказать. Равно как и не вспомнил бы того, что он на этот вопрос ответил. Их беседа, то бишь допрос, происходила, как если бы глухой допрашивал немого. Или наоборот. Один выполнял необходимую обязанность, другой скрепя сердце отбывал повинность, и единственным желанием Позднякова было, чтобы милиционер побыстрее от него отвязался.

– Может, вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, никого…

– А не замечали ли вы какого-то особого отношения к вашей внучке со стороны главы ювелирно-художественной артели «Путь Октября» Николая Волосюка?

Старик вдруг поднял на майора глаза и отчего-то ответил:

– Да, замечал.

Хотя, кроме хорошего отношения Волосюка к его внучке и каких-то мелких подарков, старик Поздняков ничего такого не заприметил. Впрочем, в его присутствии Николай Григорьевич по отношению к Моте, естественно, ничего себе и не позволял.

– А что именно вы замечали? – поинтересовался майор, приготовившись записать ответ Позднякова.

– Он смотрел на нее как-то… по-особенному, что ли, – уже веря, что говорит правду, ответил Степан Кириллович.

– Ну, как это – по-особенному? – задал майор Темирзяев уточняющий вопрос, хотя вполне понял, что имеет в виду старик Поздняков.

– Как мужик смотрит на бабу, когда хочет с ней… – нужного слова, чтобы как-то не обидеть Мотю, Поздняков подобрать не смог и угрюмо замолчал.

Через день Степан Кириллович узнал, что Николая Волосюка арестовали. Все говорило о том, что это он убил Мотю, когда не получилось ее снасильничать. Весть эта никакого облегчения Позднякову не принесла. Да пусть Волосюка хоть четвертуют, внучку-то это наказание уже не вернет.

Комната на втором этаже бывшего дома купцов Тихомирновых стала ему ненавистна. Он не мог в ней долго находиться и даже начинал задыхаться, как будто из комнаты выкачали весь воздух.