– Ведь дите же несмышленое. Какие могут быть шутки?
Допросив Семена Голубцова, майор вызвал в кабинет Михаила Возницына, дожидавшегося своей очереди в коридоре.
После обязательных протокольных вопросов майор Щелкунов спросил:
– Вы хорошо знали Николая Григорьевича Волосюка?
– С Волосюком я вообще-то лично не знаком. Знаю только, что он руководит артелью. Украшения разные изготавливает и вещички из серебра. Портсигары, пряжки, сережки, – посмотрел Возницын на Виталия Викторовича.
– А Матрену Позднякову вы знали? – поинтересовался Щелкунов.
– Ну, видел несколько раз, – ответил Возницын.
– А когда видели в последний раз? – спросил Виталий Викторович, скорее машинально, нежели целенаправленно и с умыслом. И получил неожиданный ответ:
– Да вот в тот самый день и видел, когда ее… это… убили. В субботу то есть, четырнадцатого февраля.
– Вечером видели, правильно? – припомнил майор Щелкунов показания свидетеля Возницына, имеющиеся в деле. И мысленно похвалил себя за хорошую память. А еще похвалил за то, что, читая эти показания, сделал для себя заметочку, что эти показания вроде бы не заметил майор Темирзяев. То есть не отнесся к ним с должным вниманием и не придал никакого значения… Хотя, скорее всего, следовало бы.
– Да, вечером, – кивнул Михаил Возницын.
– И как это происходило, в какое время? – задал еще один вопрос Щелкунов, покуда не отдавая себе отчета в том, что ответ Возницына, возможно, даст толчок для появления новой версии.
– Это было в районе восьми вечера, – поразмыслив, ответил Михаил Возницын. И, чуть подумав, добавил: – Или, может, в начале девятого. Мотя стояла на ступеньках, облокотившись о перила, и беседовала о чем-то с какой-то женщиной.
– Опишите, пожалуйста, эту женщину, – попросил майор.
Возницын неопределенно пожал плечами:
– Вроде бы ничего особенного. Ей где-то лет тридцать. Худая такая… В тоненьком пальто, совсем не для зимы, и с саквояжем в руке, с каким раньше земские доктора ходили, только вот размером немного меньше.
– А потом? – спросил Виталий Викторович. – Что было?
– А что потом… Потом я прошел мимо, а они все еще беседовали, – последовал ответ.
– Эту женщину мог бы еще кто-нибудь видеть, кроме вас? – поинтересовался Щелкунов.
– А я почем знаю? – с некоторым удивлением посмотрел на Виталия Викторовича Михаил Возницын.
– Ну, может, кто-нибудь мимо проходил в это время, – осторожно заметил майор.
– Да никто не проходил… – Возницын немного помялся, потом добавил: – Я эту худую с саквояжем еще раз видел…
– Когда?
– Да тогда же, четырнадцатого, в субботу. Только уже поздно вечером, часу в одиннадцатом, – ответил мужчина.
– Расскажите поподробнее, как это произошло, – попросил Виталий Викторович.
– Я из пивнушки возвращался, что на вокзале, – посмотрел прямо в глаза майору Возницын. – Пивняк там дольше работает, чем в других местах. И народу не было, все по домам разбрелись… Наш-то уже в восемь был закрыт, – пояснил Щелкунову, как своему, Михаил Возницын и продолжил с чувством: – Иду, значит, через привокзальный сквер и вижу, что с лестницы женщина какая-то спускается. Пригляделся – а это та самая баба, что в девятом часу с Мотей на ступеньках о чем-то калякала. Спустилась она, стало быть, и пошла себе…
– Куда пошла-то? – воспользовавшись небольшой паузой, спросил Виталий Викторович.
– Да кто ж ее знает, куда она там почапала, – бросил взгляд на Щелкунова Возницын и замолчал, ожидая новых вопросов от майора. Но таковых не последовало.
На этом завершился допрос свидетеля Возницына. А Виталий Викторович решил для себя, что надо бы о женщине в скверном пальтишке и с саквояжем в руке узнать побольше…
Виталий Викторович ожидал, что женщины будут куда более разговорчивыми, нежели Голубцов и Возницын. Так оно впоследствии и оказалось.
Первой майор Щелкунов решил допросить Клавдию Бочкареву.
Во время допроса она охала, сопереживала, что не помешало поведать о том, что как только она и ее подруга Гульнура Имамова услышали крик Семена Голубцова, так тотчас побежали на него. К ним еще старик Карташев Василий Дементьевич присоединился, проходивший в то время мимо.
– Когда мы забежали в контору артели на второй этаж, то Голубцов показал нам убитую Мотю, – продолжала рассказывать Клавдия Бочкарева. – Тут мы, конечно, запричитали (страх-то какой!), а старик Карташев со значением угрюмо произнес: «Я так и знал». Я у него спрашиваю: «Чего ты такого знал, старый? Говори давай!» А Василий Дементьевич ответил, что у него, мол, было плохое предчувствие, что с Мотей что-то может произойти, поскольку «все к тому шло». Я у него опять спрашиваю: «Да что шло-то?» А он мне со значением так отвечает: «А все!»
– А что было дальше? – поторопил Щелкунов.