– Через три недели после начала работ… – ее голос вдруг зазвучал ниже, – рухнул кран. Он был установлен над подземным ходом, и земля осыпалась. Из-за этого погибли трое рабочих. Против ассоциации твоего отца было выдвинуто обвинение. Скандал вышел ужасный. Мэрия, которой очень не понравилось, что сделку увели у нее из-под носа, тоже набросилась на твоего отца – он давно с ними конфликтовал. Он взял на себя ответственность за трагедию – как президент ассоциации. Заявил, что во всем виноват он один, никого другого не обвинял. Когда за ним пришла полиция, его уже не было, он ночью ушел на яхте и просто оставил прощальную записку, в которой объяснил свой поступок. Он не мог вынести того, что из-за него погибли три человека, три отца семейства. Лодку нашли в открытом море несколько дней спустя.
Я не хотел спрашивать, но не удержался:
– А тело нашли?
Мартина медленно покачала головой.
– Не выдумывай, Колен. Твой отец умер. Прошло десять лет. Не тешь себя пустыми надеждами.
– Так что насчет тела?
– Все случилось в открытом море. Тело нашли дней через десять.
– Он… его можно было узнать?
– Колен, это точно был твой отец. На утопленнике была его одежда. Все члены семьи опознали тело. И все члены ассоциации. Все, кроме твоей мамы.
Мартина продолжала улыбаться, но в глазах у нее стояли слезы.
Я вспомнил, как она бормотала мне десять лет назад: «Это несчастный случай, Колен. Это несчастный случай».
Мартина солгала. И сегодня в этом призналась.
– Никто в этом не сомневался, Колен, просто все старались тебя уберечь. Не гонись за призраками. Твой отец сознательно свел счеты с жизнью. Если бы ты знал Жана, как мы знали, понял бы его. Этот человек отвечал за свои поступки.
Мартина внезапно потянулась ко мне и крепко обняла еще раз.
– Колен, ты, главное, ничего не выдумывай. Выслушай то, что я скажу, и никого другого не слушай! И больше ничему не верь. Твой отец был замечательным. То, что произошло, это судьба. Что случилось, то случилось. Но твой отец был необыкновенным человеком. Никому не позволяй оскорблять его память.
Мартина встала, еще раз посмотрела на фотографию. Глаза у нее снова были на мокром месте.
– Такое несчастье! Эти восемь лет были самыми лучшими за всю мою жизнь. Самыми лучшими…
Я уже думал о другом: за десять дней в воде тело должно было стать неузнаваемым, я читал про такое в детективах, а одежду можно поменять. Они точно не делали ни тестов ДНК, ни других сложных анализов. Отец и правда был замечательным человеком, тут я с няней согласен.
Мне захотелось уйти. Мои поиски только начались, а сюда я могу вернуться в любой момент, чтобы узнать побольше. Я встал, в последний раз взглянул на фотографию и впервые заметил, что рядом с ней были и другие снимки: муж Мартины, которого я звал дядя-нянь, и двое ее детей. А я, свинья, ничего не спросил про них.
Нужно исправить дело.
– А как дядя-нянь, он здоров?
– Умер три года назад от рака, – тихо ответила Мартина.
Я почувствовал себя идиотом и просто не знал, что сказать. Хотя мальчишке, наверное, такой промах прощается. Помолчав, я спросил:
– А как… Не могу вспомнить, как зовут твоих взрослых сыновей?
– Тристан и Поль. – Взгляд у нее стал еще печальнее. – Знаешь, они по плохой дорожке пошли. На острове с этим беда. Оба занимались темными делами. Грабежами. Сидят в тюрьме, один в Шербуре, другой в Кане. Полгода осталось.
Я почувствовал себя еще большим недоумком. Мартина с бесконечной деликатностью пришла мне на помощь:
– С тобой все будет хорошо, я точно знаю. Это видно. Ты образованный. Ты умный, как твой отец. Ты на него похож. Ты далеко пойдешь, Колен.
Она снова обняла меня, и мне стало уютно у нее на груди. Теперь няня плакала, не скрываясь.
– Ну, беги, – сказала она, разжав наконец руки.
– Няня, я еще приду. Послезавтра приезжают Тьерри и Брижит, мы вместе тебя навестим.
– Хорошо, – вяло согласилась она.
Я почувствовал, что она отчего-то недолюбливает Тьерри и Брижит. И я ее понимал. После всего, что она рассказала об отце и матери, мои приемные родители никакого сравнения с ними не выдерживали.
Я вышел из дома. Няня смотрела мне вслед из окна, я оглянулся, лицо ее было и радостное, и грустное разом.
Шагая по дороге прочь от Грабов, я думал о том, что няня – лучшее, что бывает у человека в жизни. Для няни нам всегда не больше шести лет. Старенькие няни видят в нас ангелов.
Я посмотрел на часы. 11:50.
Нужно позвонить бабушке. До сих пор она была единственным человеком, открыто говорившим со мной об отце, теперь же – единственным, кроме няни. Я десять лет прожил, не смея упоминать о собственном отце, а все оказалось очень просто. Няня говорила о нем так естественно, подтвердила все, о чем я уже давно догадывался. Мой отец был героем, и он, возможно, жив! Лодка в открытом море, тело, которое толком не опознали, – все отдавало инсценировкой.
Да, мой отец жив!
Да, он необыкновенный человек!
Да, я собираюсь его найти!
Но сначала позвоню бабушке, чтобы рассеять последние сомнения, подвести черту под безумным предположением.
18
Сангвинарии