Безумство Мазарини

— Конечно. Я все тебе расскажу. Но ты должен быть очень осторожным, Колен. Очень осторожным. Никому не доверяй. Особенно на этом острове. Никому. Знаешь, это очень странный кусок земли, он лишь кажется спокойным и безмятежным, однако почти каждый его житель здесь скрывает преступление, совершенное или им самим, или кем-то из его близких. Все тут повязаны друг с другом. Как мафия на Сицилии или на Корсике, только более тайная. Северная мафия, незаметная, скрытая. Но такая же неумолимая и жестокая. Тут властвует закон молчания. Все за всеми следят, каждому есть что терять. Вот потому мне и пришлось притвориться мертвым. Я не мог доверять никому, ни единой душе. По-другому было нельзя.

— А что это за остров на самом деле?

— Знаешь, Колен, поначалу, задолго до твоего рождения, этот остров был для нас настоящим раем. Как для всех чужих, кто сюда приезжает летом, для туристов. Хотя в то время туристов было немного. Я оказался здесь, выучившись на историка. Специализация — культурное наследие и археология. Исследовал развалины аббатства Сент-Антуан — всеми забытого бенедиктинского монастыря, он был почти совсем разрушен во время революции. Сначала я приезжал сюда на несколько недель, часто вместе с твоей мамой. Мы познакомились в Кане, на втором курсе университета, нам было по девятнадцать лет. Я защитил магистерскую диссертацию по аббатству и продолжил раскопки. Работал воспитателем в интернате коллежа на континенте, но каникулы всегда проводил тут. Чем дольше я копал, тем больше убеждался, что подземелья острова — настоящий лабиринт. Я был едва ли не первым за последние двести лет, кто стал присматриваться к развалинам. Работы был непочатый край, все еще предстояло открывать. Два года спустя мы с твоей мамой поженились.

Свадьба моих родителей. История их любви…

Пока я его слушал, ко мне возвращалось одно и то же навязчивое воспоминание: те фотографии и тот фильм, взрослые за столом и я, играющий в пыли, на земле. Мой отец сидит рядом. Поворачивается ко мне, в руке стакан вина. Беспокойная рука. Рука, гладившая ногу девушки, не мамину. Ногу рыжей девицы, этой Джессики.

Сейчас рука моего отца скользила по песку, пересыпала песчинки. Он длинно вздохнул, словно ностальгия оказалась слишком сильна.

У меня возникло ощущение, что та ласка под столом была главной причиной всего, именно она все объясняла. Мои родители так любили друг друга, все вокруг мне об этом твердили. Могла ли подобная страсть обернуться трагедией из-за банальной измены? Что в действительности случилось?

Я поднял глаза на отца и поежился.

Может, я и сейчас выдумываю себе судьбу в шекспировском духе? Из-за обычной неверности? Простого флирта? Правда, скорее всего, была удручающе проста. В конце концов, значение имел один вопрос: хватит ли у меня смелости поговорить об этом с отцом?

А он, не замечая моей растерянности, продолжал рассказывать:

— Мы с твоей мамой все чаще и чаще приезжали на остров. Я создал товарищество, ассоциацию Святого Антония, и нас постепенно становилось все больше. Твоя мама втянула в эту авантюру своего брата Тьерри, чтобы хоть чем-то его заинтересовать. За ним последовала его девушка, Брижит. Им в то время нечем было заняться. Я сумел уговорить нескольких однокурсников, но ни одного из местных. Нас уже недолюбливали — должно быть, считали, что мы лезем не в свое дело. Но я ничего не замечал, сидел в своем коконе. Фермер во владениях аббатства нас едва терпел. Мы держались только потому, что нас поддерживало Общество охраны исторических памятников, я получил все официальные разрешения, и нас нельзя было просто взять и прогнать.

— А разве участок не принадлежал тебе?

— Тогда еще нет. Фермер умер годом позже, участок выставили на продажу. У твоей мамы было отложено немного денег, она получила наследство после смерти ее деда, у меня тоже была самая малость. И еще мне помог один друг, дал взаймы… Ты его не знаешь.

— Президент компании «Евробильд», да?

Он удивился.

— Я вчера навестил няню. Она мне кое-что рассказала.

— У Мартины все хорошо?

— По-моему, все хорошо.

— Ты, наверное, ее порадовал.

— Думаю, да. Рассказывай дальше, папа. Так что с землей аббатства?

— Мы первыми захотели приобрести участок. В то время туристов было мало — как и машин, ведь паром еще не ходил. Участок мало кого привлекал, он буквально был завален камнями. Мы не слишком дорого за него заплатили, и он стал нашим. Для нас с твоей мамой сбылась детская мечта. В первую очередь, конечно, моя. Мы поселились здесь в восемьдесят первом. Сначала нас было пятеро: мы двое — твоя мама и я, — а несколько месяцев спустя приехали Тьерри и Брижит. И еще мой однокурсник.

— Максим? — спросил я. — Максим Приер?

Услышав это имя, папа беспокойно дернулся, но быстро справился с собой.

— Ты его помнишь?

— Нет… — промямлил я. — Няня рассказала. Что с ним стало потом?

Папа, похоже, смутился.

— Не знаю…

От его улыбки мне сделалось немного не по себе. Он улыбнулся так, будто этот Максим Приер его разочаровал. Даже больше — предал.